Порт-Артур был нефтяным городом, где происходила очистка нефти, добываемой со дна залива. («Там, где нефть сливается с водой», – гласит девиз торговой палаты.) Мы прошли мимо ряда увенчанных колючей проволокой заборов, за которыми, как кости, сияли длинные белые трубы. Огромные нефтеперерабатывающие заводы напоминали футуристические архитектурные проекты Антонио Сант-Элиа. Именно здесь производилась большая часть бензина в стране, а также большая часть пластика и нефтепродуктов. Я никогда прежде ничего подобного не видел. Казалось, мы заблудились на роскошном круизном лайнере и оказались в машинном отсеке, среди закопченных механизмов, которые приводили корабль в движение.
Машины стояли в пробке – все стремились как можно скорее попасть домой. Пахло выхлопными газами.
– Как они вообще живут? – спросил Эберхарт, смотря на лица за лобовыми стеклами. – Они больше времени проводят в машинах, чем дома!
На широком перекрестке у завода Valero мы остановились возле полицейской машины, чтобы спросить дорогу. За рулем сидел полицейский, подстриженный ежиком, а рядом с ним – женщина в гражданской одежде.
– Квартала через четыре возьмите левее, – сказал полицейский. – Но держитесь главной дороги, потому что вы идете в худший район города.
Мы пошли по тротуару – и это было роскошью после пятнадцати миль, проведенных на обочине шоссе. По обе стороны стояли маленькие аккуратные дома. На парковке у магазина мужчина сидел на кузове своего пикапа и пил пиво из бутылки. В магазине снова было чисто и прохладно. Эберхарт обрадовался, увидев, что в магазине продается шесть видов замороженных буррито. Он несколько недель питался одними замороженными буррито и вошел во вкус. («Если не питаться ими на западе, совсем оголодаешь, ведь больше у них ничего нет. Буррито на завтрак, буррито на обед – кажется, они и на десерт едят буррито».) Мы сели в задней части магазина на ящиках с газировкой и стали ужинать в прохладе.
Когда Эберхарт перешел к десерту – полупинте ванильного мороженого Blue Bell, – один из продавцов попросил его подвинуться, чтобы он смог загрузить холодильник. Эберхарт извинился.
– У всех, кто к вам заходит, есть машины, чтобы посидеть, но мы путешествуем пешком, – пояснил он.
Продавец посмотрел на него с подозрением.
– Куда вы идете? – спросил продавец привычной скороговоркой носителя хинди.
Эберхарт говорил с сильным миссурийским акцентом, растягивая слова. Возникло недопонимание, и мне пришлось сыграть роль переводчика.
– Завтра мы пересечем мост и отправимся в Луизиану, – сказал Эберхарт. – К концу месяца я планирую быть во Флориде.
– Хотите установить рекорд?
– Нет, просто идем.
– Ради удовольствия?
– Ага…
– А где вы ночуете?
– У меня есть палатка.
– А моетесь как?
– Пореже, чем вы…
– Давно идете?
– Я вышел из Нью-Мексико сорок шесть дней назад.
Продавец сделал паузу и наклонил голову.
– И какой в этом смысл?
– Я хайкер – мне нравится ходить на большие расстояния. Встречать людей. Есть мороженое, – ухмыльнувшись, объяснил Эберхарт.
– Да, да…
– Это неплохая жизнь. Иногда, бывает, намокнешь в бурю…
Эберхарт порылся в кошельке и вытащил визитку, на которой красной линией был обозначен весь маршрут по континенту. Продавец задумался.
– Расскажите об этом прессе, – сказал он. – О вас напишут в местной газете.
Улыбка Эберхарта померкла.
Позже он сказал мне, что ему постоянно задают такие вопросы. Он понимал, почему люди проявляют любопытство: они считали его «полным чудаком». Конечно, им было интересно. Но он боялся самого простого вопроса: зачем?
– Можно целый день отвечать на вопросы, но на
Зачем мы ходим в походы? Я задавал этот вопрос многим хайкерам, но убедительного ответа так и не получил. Кажется, причин много: чтобы укрепить свое тело, чтобы наладить контакт с друзьями, чтобы погрузиться в дикую природу, чтобы почувствовать себя живыми, чтобы завоевывать, страдать, раскаиваться, размышлять и радоваться жизни. Но главное, на мой взгляд, в том, что мы, хайкеры, стремимся к простоте – мы стремимся сбежать из сада расходящихся тропок нашей цивилизации.
Одна из главных прелестей тропы в том, что вариантов у тебя немного. Каждое утро их только два: идти дальше или бросить эту затею. Когда решение принято, все остальные (чем питаться, где спать) принимаются сами собой. Детям Страны Возможностей, вечно страдающим от того, что психолог Барри Шварц назвал «парадоксом выбора», новообретенная свобода