Следы на песке

Ранним утром они подъехали к дому, спрятанному среди холмов. Здание было окутано тьмой. Фейт разглядела только ворота и заснеженные кипарисы. Ральф растолкал Поппи и пошел выгружать из багажника чемоданы. Николь тоже выбралась из машины. Створки ворот были на замке. Падал снег. Николь протиснулась в щель между створкой ворот и столбом, Фейт пролезла за ней.

Снег скрипел под ногами. На ровном белом ковре не было никаких следов, не горел фонарь над крыльцом, на стоянке у дома не было видно автомобиля. Из-за туч выглянула луна и осветила забранные ставнями окна и запертую дверь. Сестры обошли дом по кругу. Снег укрыл цветы в саду и облепил статуи, превратив изящных нимф в гротескных горгулий.^[20]

— По-моему, здесь никого нет, — сказала Николь и поежилась.

— Наверное, на эту зиму они решили остаться в Англии.

— Как тихо… Слишком спокойно. Противное место.

Фейт не ответила. Глядя на закрытые ставни, она неожиданно испытала чувство полнейшего одиночества. «Мы словно вращаемся по кругу, — подумала она, — и центробежная сила все время выталкивает нас к краю, и как мы ни пытаемся вернуться к центру, все равно болтаемся на задворках, отдельно от всех остальных. Будто мы угодили в чистилище, где обречены томиться бродяги».

Николь запустила снежком в ближайшую статую. Резкое движение ее руки разрушило мерзлую неподвижность пейзажа. Снежная пыль мерцающим облачком опустилась на землю.

— Ненавижу, — сказала она сердито, — когда что-нибудь остается без изменения!

Джейку не было дела ни до холодов, ни до новостей, которые день ото дня становились все более мрачными. Когда — слишком редко — они с Анни бывали вместе, он думал только о ней; когда ее не было с ним, бесконечно гадал, где она, с кем, чем занимается. В Париже некоторые продукты стали продавать нормированно, и Анни, похоже, тоже решила себя ограничивать. Случалось, что Джейк не видел ее целыми неделями и чувствовал, как его начинает распирать звериная злоба, но потом она стучалась к нему в дверь или появлялась в баре, и вся его ярость тут же сходила на нет. Порой, досадуя на ее постоянные исчезновения, на ее независимость и самоуверенность, он принимал решение освободиться от Анни, но их разрыв длился лишь до первого ее телефонного звонка или письма.

Однажды она привела его к себе, в комнатку, которую снимала неподалеку от кладбища Пер-Лашез. В одном углу стоял пресс, в другом — стол с чернилами и резцами, на полу валялся матрас, а больше ничего в комнате не было. Они занимались на матрасе любовью, а потом закурили и тихо лежали, сонные от удовольствия, глядя на кольца дыма, плывущие под потолком. Анни сказала: «Пожалуй, нам надо пожениться» таким ровным и будничным тоном, что Джейк сначала решил, что ослышался.

— Извини?

— Я сказала — пожалуй, нам надо пожениться.

Он засмеялся.

— Мистер и миссис Мальгрейв выходят из церкви. Представляешь себе эту картину? Что бы ты надела, Анни? Белое атласное платье или свой халат, заляпанный краской?

Анни промолчала. Он не видел ее лица, только жесткие темные волосы, рассыпавшиеся по его плечу. Его слова гулким эхом отозвались в пустой, неприбранной комнате.

В начале мая, после капитуляции Норвегии, Руфус уехал в Лондон, оставив квартиру Луису и Джейку. 15 мая капитулировала Голландия; немецкая армия неудержимо продвигалась на юг. Как-то раз Джейк с Луисом выпивали в баре, и Джейк заметил в глазах друга затравленное выражение. Он попытался развеселить Луиса, но тот только посматривал на него из-под нахмуренных бровей и отделывался короткими фразами. А через несколько дней Джейк, вернувшись с работы, нашел на столе записку: «Уехал в Мексику через Северную Африку. Не поминай лихом. No pasaran!».^[21] Джейк скомкал записку и выбросил в окно. Немецкая армия вышла к Ла-Маншу. Квартира казалась Джейку слишком большой, пустой и гулкой. Он уговаривал Анни переселиться к нему, раз Луис с Руфусом уехали, но она только улыбалась, качала головой и говорила:

— Ну уж нет, Джейк. Не думаю, что из этого выйдет что-то хорошее. Ты слишком неаккуратен, и мне для работы требуется одиночество.

Его не покидало чувство, что все кончается, все утекает сквозь пальцы. Он пытался держаться за то, что недавно обрел: за Париж, за свое странное, неустойчивое счастье с Анни. К концу мая, когда он получил письмо от Фейт, уже почти все его друзья уехали из Парижа. Прочитав письмо, Джейк сунул его в карман. Он не мог выполнить просьбу Фейт и поехать домой, потому что уже две недели не виделся с Анни. Он знал, что она, в отличие от Руфуса и Луиса, не покинула Францию, потому что несколько раз приходил к ее дому, заглядывал в окно и видел одежду, аккуратно составленную посуду, но главное — чернильницы, пресс и резцы, уезжая из страны, она могла бросить одежду и свои щербатые чашки, но ни за что не оставила бы инструменты.