Следы на песке

Ни один из Мальгрейвов не имеет склонности к порядку и размеренности, с горечью думала Фейт. Мы идем по жизни на ощупь, натыкаясь на других людей и не замечая этого.

Платье незаметно соскользнуло на пол, а Фейт все сидела, прижавшись лбом к коленям. Она вспомнила, как беременная Николь с огромным животом говорила ей, что уже не уверена в своей любви к Дэвиду. А Джейк? Его продолжительное отсутствие наполняло Фейт страхом.

Наша семья распалась, думала она. У нас никогда не было особенно много корней, а те, что образовывались, мы безжалостно отрубали. Разобщение, которое началось еще в прошлом году во Франции, ускорилось и вырвалось из-под контроля. Теперь под угрозой было то немногое, в чем Фейт была уверена. Брак родителей. Отношения Николь с Дэвидом. Любовь Джейка к отцу. Поспешное бегство из Франции отзывалось отдаленными и разрушительными последствиями. Когда-то Фейт боялась бомбежек, но распад привычных жизненных связей пугал ее еще больше.

Было лишь одно место, где она могла почувствовать себя в безопасности. Она представила липу и плывущие в воздухе парашютики соплодий. «А как же я?» — произнесла она вслух. Она не в силах помочь своей семье, но может ухватить немного счастья для себя. Фейт встрепенулась. Стрелка часов двигалась по циферблату с невероятной скоростью. Двадцать пять девятого. Надо спешить.

Она сбежала по лестнице вниз, схватила с крючка свой жакет и сунула ноги в первые попавшиеся туфли. Ключ от входной двери куда-то запропастился. Может быть, он мне больше не понадобится, подумала она. Может быть, я сюда не вернусь.

Выскочив из двери, она увидела, что из-за угла появилась знакомая фигура. Не Гай. Не Джейк. Поппи.

Поначалу Фейт решила, что Поппи все знает. Мама все знает про папу. Раннее утреннее солнце слепило глаза. Неестественное оживление пропало, вместо этого нахлынула усталость и какая-то опустошенность. Фейт в ожидании прислонилась к двери. Поппи подняла взгляд.

— Фейт, — воскликнула она, задыхаясь от быстрой ходьбы. — Ужасная новость, Фейт.

— Папа? — прошептала она.

Но Поппи оцепенело посмотрела на нее темными омутами глаз на фарфорово-белом лице и покачала головой.

— Дэвид прислал телеграмму. — Голос Поппи дрожал. — Николь родила девочку.

Фейт не могла говорить, чувствуя, как нарастает внутри комочек страха.

— Ребенок очень слабый, — сказала Поппи. — Николь в тяжелом состоянии. О, Фейт, они боятся, что она умрет.

Он ждал до полудня. Листья липы дрожали на жаре, крошечные парашютики, кружась, падали на землю. Окончательно убедившись, что Фейт не придет, Гай пошел к ее дому в Айлингтоне. Дверь открыл Руфус Фоксуэлл. «Она уехала, — сообщил Руфус, — и не сказала, куда».

Гай вернулся на Холланд-сквер. За время ожидания в парке радость перешла в изумление, но сейчас его охватило отчаяние. Путь домой проходил по улицам, заваленным обломками камней, мимо огороженных зданий, поврежденных во время бомбежек. Глядя на кирпичные утесы развалин, Гай думал о том, что любая из этих полуразрушенных стен все же прочнее, чем любовь.

Глава девятая

Поппи провела в Комптон-Девероле две недели, а потом вернулась в Херонсмид. К тому времени Николь была уже вне опасности, и Поппи призналась себе, что чувствует себя неловко в доме Кемпов, несмотря на исключительное гостеприимство Лауры и Дэвида. Поппи казалось, что и сами Кемпы, и их большой дом олицетворяют тот образ жизни, который могла бы вести она. Импульсивный порыв на пляже в Довиле двадцать один год назад и время, прошедшее с тех пор, вырвали ее из этого круга. Когда-то она, принадлежащая к семейству Ванбургов, была ровней Кемпам. Теперь же она бездомная изгнанница, бродяжка. Даже со скидкой на нынешние тяжелые времена, она была не так причесана и не так одета. Иногда она с трудом вспоминала, как правильно пользоваться столовыми приборами, иногда пугалась, что ее выдает речь. Ральф не обратил бы на это внимания, но она, когда-то принадлежавшая к людям этого круга, замечала все свои оплошности.

Как только Николь поправилась настолько, что ее выписали из родильного дома, Поппи засобиралась домой. Ей незачем было оставаться, Фейт и Лаура справятся с уходом за Николь и ребенком. Элизабет была прелестной малышкой, но Поппи сдерживала чувства к внучке. Она признавалась себе, что боязнь потери мешает ей любить. Пять лет назад умер ее четвертый ребенок; летом 1940 года она едва не уехала из Франции без Джейка. Когда пришла телеграмма, сообщавшая о тяжелых родах и плохом состоянии Николь, Поппи охватил безумный страх потерять сразу и дочь, и внучку, и всю дорогу до Лондона она провела в оцепенении, неотрывно глядя в окно поезда.