Следы на снегу

– И вот, думаю я, – закончил Винокуров, – что будет вот здесь, где мы идем, через десяток лет? Трудно представить! Все, наверное, преобразится. Эх, если бы здесь не эта проклятая вечная мерзлота…

Они шли по самой окраине поселка, который подковой опоясывала тайга.

Шелестов внимательно осматривал снег. Он слушал Винокурова, но от его глаз не уходило ничего: ни накрап заячьего следа, ни лисий нарыск, ни маленькие отпечатки побежки коварного и злого горностая. Шелестов все примечал.

Он жил в Якутии уже тринадцать лет, исключая из них три года, проведенных во время Отечественной войны в тылах врага. Он сроднился с Якутией, познал ее народ, местные обычаи, изучил и освоил язык якутов, эвенков, приобрел в разных районах Якутии верных друзей.

Осматривая окраины рудничного поселка, Шелестов питал надежду наткнуться на след человека, выходящий из поселка, но эта надежда оказалась тщетной. Следов человека не было.

Потом Шелестов и Винокуров вышли на дорогу, ведущую к пруду. Здесь снег от почти беспрерывной езды за льдом и водой был истолчен в пыль, которая походила на порошок нафталина. Такой снег не мог держать на себе никакого следа: ни копыта лошади, ни ноги человека.

Дорога напоминала собой окоп, протоптанный в снегу, и вскоре привела майора и Винокурова к пруду.

Пруд лежал в небольшом котловане и был загроможден вырубленным и заготовленным впрок льдом. Посредине пруда виднелась затянутая тоненькой корочкой льда прорубь, из которой почти беспрерывно черпали воду.

И осмотр пруда тоже ничего не дал. Шелестов, окончательно расстроенный, возвращался в поселок и почти не слушал своего спутника, который вновь принялся расхваливать красоты таежного края.

Видя, что майор молчит, Винокуров на некоторое время тоже умолк, а потом заметил:

– Я же вам говорил, что это пустая затея. У нас каждый человек на виду.

Шелестову не понравилась самоуверенность заместителя директора, и он сказал:

– Как же это получается? Люди все у вас на виду, всех вы знаете, а под носом у вас совершаются убийства?

Винокуров смутился. Он долго молчал, не зная, как ответить, и уже перед входом в поселок сказал:

– Виноваты… недоглядели. Я сам не могу понять, как это могло произойти.

Шелестов ничего не сказал. Они шли уже по поселку, и внимание майора привлек огромный пес, похожий на волка, неподвижно сидевший у порога дома, где отводили комнату всем приезжим.

Шелестов вспоминал, где он, уже не раз, встречал этого пса, но память дробилась, уводила куда-то далеко, и ничего не получалось.

Винокуров тоже заметил собаку и лыжи, приставленные к стене дома у самой двери.

– Смотрите-ка! – обратился он к Шелестову. – Еще кто-то в гости пожаловал. И собака, и лыжи. Видно, охотник-якут заглянул. Решил обогреться, чайку попить, покалякать и новости узнать. Они никогда мимо не пройдут. Для них крюк сделать километров в десять ничего не составляет.

Шелестов улыбнулся.

– Кажется, я догадываюсь, кто в гости пожаловал.

– Кто же это? – поинтересовался Винокуров.

– Сейчас скажу. Таас Бас! – громко позвал он пса. – Ко мне!

Пес приподнял голову, насторожил уши, но не двинулся с места.

– Таас Бас! – повторил Шелестов. – Не узнаешь? Забыл?

Нет, у пса была хорошая память. Он запоминал навсегда и хороших, и плохих людей. Стоило лишь с ними познакомиться. Второго оклика было достаточно, чтобы он сорвался с места, взвизгнул и помчался к Шелестову.

Винокуров от неожиданности струхнул, побледнел и отскочил в сторону, опасаясь попасть на зуб такому страшному с виду псу.

Но Таас Бас даже не обратил на него никакого внимания. Он вертелся вокруг майора, вздымая снежную пыль, прыгал, хватал его за рукавицы, радостно повизгивал.

– Ух, какой же ты огромный стал да пушистый, – ласкал собаку Шелестов. – Ну, довольно, довольно, хватит… Пойдем.

Винокуров, преодолев страх, приблизился.

– Старые знакомые? – спросил он.

– Да, очень старые, – ответил майор и добавил: – И пес, и хозяин – оба старые знакомые.

– Так мне можно идти?

– Да, пожалуй, – разрешил Шелестов и зашагал к квартире.

А там перед ним открылась такая картина: на столе клокотал в клубах пара все тот же самовар с помятыми боками, а на тарелках горками возвышались горячие пышки. У стола сидели летчик Ноговицын, механик Пересветов, радистка Эверстова и кто-то посторонний, спиной к дверям. Шла беседа. Собственно, говорил посторонний, а остальные внимательно слушали.

Никто не обратил внимания на вошедшего майора, хотя было ясно, что завтрак не начинали из-за него.

– Атас[8] Быканыров! – громко сказал Шелестов.

Гость не по возрасту быстро повернулся, и глаза майора встретились с узкими и темными глазами охотника, живо глядевшими на него сквозь узкие прорези век.

Старик так же быстро встал и с какой-то особой самобытной учтивостью и почтительностью направился к Шелестову.

– Дорообо, дорообо, Роман Лукич.

– Здравствуй, отец, здравствуй.

Они долго трясли друг другу руки, стоя посредине комнаты.

– Сколько же мы не виделись?

– Долго не виделись. Совсем долго…

– А все же?

– Однако с весны того года, – напомнил Быканыров.