Следы на воде

Все четко и ясно. Правда, это всего лишь гипотеза, нуждающаяся в проверке, но гипотеза непротиворечивая и, в общем-то, не такая уж невероятная. Во всяком случае, не более невероятная, чем он сам со своим прошлым.

Андрей сел за стол и начал писать. Рассказывать он будет сам, но связное и подробное изложение на бумаге не помешает.

Теперь главное - работать, не прерываясь. И не вызывать Таню, она ведь не фантом, не галлюцинация, не тень, она действительно есть...

Он писал быстро, не разгибаясь, откладывал в сторону исписанные листы и придвигал к себе новые. Иногда на несколько секунд задумывался, покусывал губу и вновь принимался за работу.

Конечно, ему не поверят. На месте Ершова и он бы не поверил. Факты где, факты? Может, Ершов и вовсе примет его за какого-нибудь подопытного из Института памяти... Ну, не за подопытного, а, скажем, за исследователя, поэкспериментировавшего на себе. Стер, мол, свою память и подменил другой. Правда, вряд ли это возможно, но все же - вот тебе и еще одна непротиворечивая гипотеза. Поймали, скрутили, проделали такую операцию и выпустили.... Дикость? Несомненно. Но ведь тоже все объясняет, и намного проще.

Да, конечно, Ершов не поверит. Но что остается делать? Кому можно сказать все? Димычу? Тане? "Я не хочу знать, где ты пропадал. Ведь всему есть причины. Если не хочешь говорить - не надо. "А глаза дополнили: "Лучше молчать,чем лгать". Вернее, он истолковал ее взгляд именно так. И согласился. В сущности, любые его слова оказались бы ложью. "Вестник" в Большом Космосе, и на нем с самого начала, от верфи, летит Уильям Зонин, а не он, Андрей Громов. И никогда Андрей Громов не водил его в этом мире. События прошлого оказались следами на воде: взрыв ракеты, больница, белая плита, месяцы подготовки и полета не более, чем плод воображения, груз только его памяти. В последний раз он видел Таню три года назад? Белое платье среди берез... Как бы не так! Прошло всего пятнадцать месяцев с момента их последней встречи, он даже, оказывается, говорил с ней перед тем, как исчезнуть. Поглядел на нее с экрана видеофона и сказал: "Комиссия выбрала Бизона". А она промолчала, да и что здесь скажешь? И он выключил видеофон.

И кто даст гарантию, что он завтра не забудет случившегося? Старое прошлое совершенно исчезнет из памяти, сменившись другим, где нет огненной стены и едкого запаха гари, и где комиссия на самом деле забраковала его и остановила свой выбор на Зонине. Где гарантия, что завтра он проснется и сможет вспомнить треск самописцев и гудение зуммеров, розовый туман и солнце, бьющее в глаза? Встанет, подойдет к столу, посмотрит на эти записи - и долго будет ломать голову: когда и зачем он все это написал?

Он заставил руку двигаться еще быстрее. Конечно, можно было

воспользоваться диктофоном, но диктофоны всегда вызывали в нем

неприязнь: говоришь, говоришь, а белая коробочка безучастно

впитывает в себя все сказанное и остается неизменной. Не видно

результатов. Да и не впихнешь в нее формул и расчетов.

Ну, вот, кажется, все. Он подровнял исписанные листки, сложил и сунул в карман. Теперь надо поговорить с Ершовым. Любыми средствами убедить его в необходимости встречи.

Он направился к видеофону, бросил взгляд на белых голубей, неторопливо кружащих в утреннем небе, и убедился в том, что не хочет нажимать клавишу вызова. Оказалось, что его рука готова делать что угодно, только не дотрагиваться до клавиши.

Это нужно было осмыслить. Он сел на диван и рука с облегчением ухватилась за мягкую спинку.

Нет, сначала отключить видеофон. Димыч уже известил всех в лаборатории о "явлении Андрея Громова народу" и вчера его вызывали и Костя Званцев, и Сережа, и два-Локтев-два, и Света, и зав... Приемник выдал ему вчера вечером целую серию записанных вызовов. Все хотят видеть, все домогаются. А вот ему что-то пока не хочется...

Он опять сел на диван. Обманывать себя глупо, все равно что себя же обворовывать, надо играть в открытую. Разговор с начальником Космоцентра ему явно не по душе. Не хочется рассказывать Ершову об опаленном холме и о неведомом, что заглянуло внутрь Андрея Громова. А оно заглянуло и оценило, что творится там, внутри, и с какой-то целью, а может быть из простой гуманности (если годится это слово в применении к неведомому) изменило прошлое Андрея Громова, изменило без какого-либо ущерба для остальных

людей, даже наоборот - ведь стерлась некая надпись на одной белой плите.

Что не хочется говорить - понятно. Теперь надо выяснить, почему не хочется. Без всяких уверток и недомолвок. Уж конечно не из-за боязни показаться выдумщиком.

Мысль была прозрачной и холодной: он хотел бы забыть завтра свое прошлое.

- Почему? - спросил он вслух.