Следы остаются

Сергей САРТАКОВ СЛЕДЫ ОСТАЮТСЯ

Стояла поздняя осень 1938 года. Дул резкий, холодный ветер, гнал вдоль пыльных улиц Новосибирска сухие, скоробленные листья. Пешеходы поворачивались к ветру спиной. И все равно прохватывало до костей.

Из Борового я возвращался домой, в Красноярск. В Новосибирске положена была пересадка. Ближний поезд на восток ожидался через восемь-девять часов. Их нужно было скоротать, и я побрел разыскивать редакцию журнала «Сибирские огни».

Среди сотрудников «Сибирских огней» в лицо я не знал никого, а переписывался лишь с Павловым, секретарем редакции. Да и переписка, собственно говоря, была очень скудной. Послал я в разное время ему три малюсеньких рассказа, и он уведомил меня о том, что рукописи получены, читаются, что портфель редакции загружен чрезвычайно и что редколлегия тем не менее просит меня присылать все свои новые произведения.

Подобно каждому курортнику, я возвращался без копейки, какая-то малость съестного была у меня в чемодане, а чемодан находился в камере хранения. И я уже сожалел, что в трудной ходьбе но холодным улицам города напрасно растрачиваю последние запасы тепла, вызывая тем самым досрочное чувство голода, — я был уверен, что посещение редакции все равно мне не даст ничего.

С такими мыслями я поднимался по лестницам незнакомого дома, а затем блуждал по длинным его коридорам, отыскивая дверь с табличкой «Сибирские огни».

Нашел. Отворил. Пусто.

— Кого вы ищете, товарищ? — произнес кто-то у меня за спиной чуть хрипловатым, надтреснутым голосом.

Я оглянулся.

С легкой рыжинкой в волосах, туго зачесанных назад, отчего словно бы и белесоватые густые брови приподнялись и лицо налилось плотным румянцем, стоял не крупный, но крепкий мужчина.

— Мне… редактора, — сказал я.

И назвал себя. Прибавил, что хотел справиться о судьбе своих рассказов.

— Идут в пятом-шестом, сдвоенном номере, — ответил мужчина. — Это я знаю: видел верстку своими глазами. А в редакции народ так рано у нас не собирается. Хотите, посидим за свободным столом… Давайте знакомиться. Кожевников Савва Елизарович. Редактор областного издательства. — Он протянул мне руку. — Но еще лучше, если мы посидим не здесь, а спустимся в столовую. Там всегда с утра горячие пирожки.

И, не слушая моих возражений, что, дескать, сыт я по горло, Кожевников потащил меня вниз по лестнице. В столовой с ходу заказал десяток мясных пирожков и четыре стакана кофе.

— Холодище сегодня ужасный, вам надо прогреться как следует!

Извинился, что должен срочно написать небольшое письмо, пока принесут пирожки, и вытащил из кармана блокнот.

— Иначе упущу, забуду очень важную мысль. У вас крепкая память? Я на свою надеюсь. Но не всегда.

А я сидел и прикидывал в уме: оплатить свою половину общего заказа я никак не смогу, даже если выложу до копейки все свои денежные запасы, оставленные по строгому расчету на извозчика в Красноярске. И хотя от кухонных запахов голод прямо-таки кружил голову, я соображал, что двух пирожков и одного стакана кофе мне вполне бы хватило заморить червячка.

Пирожки и кофе на столе появились очень быстро. А Савва Елизарович все писал. Перо у него неотрывно, с удивительной стремительностью бегало по бумаге, будто спеша настигнуть ускользающую мысль. Но строчки при этом — я видел — ложились ровные, четкие, а в буквенном рисунке было что-то от готики, преобладал острый излом.

— Ешьте, пока горячие, — сказал он, не поднимая глаз. — Оставьте мне парочку и стакан кофе — остальные вам. Дьявольский холод на улице. Запасайтесь калориями. Я сейчас допишу.

Недоброе чувство шевельнулось во мне. «Оставьте парочку…» Оставлю девять штук и три стакана! И рассчитаюсь за свое с официанткой прежде, чем будет закончено письмо. Как говорится, на удар отвечу ударом.

Давясь, я проглотил пирожок и стакан кофе. Поманил официантку. Она не обращала внимания на мои знаки. Савва Елизарович писал. И тогда рука у меня, не слушаясь приказов рассудка, предательски поползла по столу к тарелке за вторым пирожком. Сочным, теплым, с хрустящей корочкой!

И снова официантка не заметила моих знаков. И в третий раз рука не послушалась приказов рассудка. А черт с ним, с извозчиком в Красноярске, дотащусь с чемоданом до дому и пешком!

Савва Елизарович кончил писать, захлопнул блокнот и сунул его в боковой карман пиджака. Придвинул к себе стакан кофе.

— Только что сдал в набор первую книжку молодого автора, надо порадовать. И высказать свои соображения на будущее, — объяснил он, хлопнув по карману пиджака, — привязалась одна любопытная мысль… А когда вы рассчитываете закончить свою первую книгу?

Этот простой вопрос поставил меня в тупик. Даже приблизительно я не представлял себе, когда у меня будет закончена по существу только-только еще начатая первая книга. Забегая вперед, скажу, что первая книга у меня появилась спустя семь лет после этого разговора, и совсем другая, не та, которая тогда была начата. Но Савва Елизарович смотрел на меня доброжелательно, выжидающе, и я пробормотал, что думаю закончить ее в самое ближайшее время…