Следы остаются

Улицы были совсем пустынны, людей не было видно. И если бы кто-нибудь прошел в это время, то глубоко бы удивился неожиданному зрелищу: по глухой улице идет, почти бежит девочка в коротеньком платьице, ее кудрявые волосики развеваются от слабого ночного ветерка, лицо бледно и тревожно, взгляд напряженный. Куда поздней ночью спешит это так одинокая и испуганная девочка? Нет ли у нее родителей, кто ей разрешил выйти одной, не боится ли она глухой пустыни ночных улиц? Если бы у него было хорошее сердце, он бы остановил девочку, расспросил бы ее, помог бы ей. Но Юлия не встретила никого, да если бы и встретила кого-нибудь, едва ли заметила бы его — настолько она была охвачена желанием обязательно догнать Пешо. Он действительно вышел раньше ее, он мальчик и идет быстрее, но она зато будет бежать, да, да, будет бежать всю дорогу, но все же догонит его, все же поговорит с ним!

Юлия побежала. Горло у нее пересохло, во рту появился горьковатый привкус железа, ноги стали подкашиваться, а она продолжала бежать. Но внезапно острая боль в животе, со стороны селезенки заставила ее остановиться и согнуться. Нет, она больше не может! И все же она пошла — сначала медленно, пока боль не стала затихать, потом ускорила шаг и побежала опять. Так — бегом и шагом, она наконец пришла на улицу, где жили бандиты.

С первого взгляда Юлия увидела, что на ней нет ни души. Испуганная, с дрожащими ногами, едва дыша от усталости, она замедлила шаг. Уже нет смысла спешить, уже поздно. Так она подошла к подъезду и, остановившись в нерешительности перед дверью, нажала на ручку.

Закрыто!

Внезапно ей захотелось плакать, слезы брызнули из ее глаз. Упустила она его, все кончено! А может быть, она перегнала его? Может быть, он еще не пришел? Тогда он может каждое мгновение прийти и застать ее здесь.

Она испугалась! Что он скажет, когда увидит ее? Пусть говорит, что хочет, но она дождется его! Только удобно ли здесь, у входа? Юлия осмотрелась. Еще раньше, приходя сюда, она заметила, что как раз напротив дома есть маленький, старинный домик, похожий на миниатюрный замок — с высокими узкими колоннами перед массивным дубовым входом, с массивными фронтонами над окнами, со скульптурными фигурами под крышей. От входа во двор вела очень широкая, белая каменная лестница, почти сливавшаяся с травой во дворе. Сам двор был отделен от улицы низким кирпичным забором с решеткой из кованого железа. Дом выглядел запущенным, во время войны разорвавшаяся рядом бомба изранила фасад, красивые железные ворота покосились и так и остались неотремонтированными. Не раздумывая больше, Юлия шмыгнула до двор, тихо пробралась сквозь густые кусты, потом, затаив дыхание, выпрямилась у забора. С этого места не представляло никакой трудности наблюдать и за улицей, и за домом напротив.

Юлия внимательно осмотрелась. На улице все еще не было видно ни души, окна квартиры, в которой скрывались бандиты, были темными, плотно занавешенными и все так же облепленными старыми газетами.

Юлия горько вздохнула и стала ждать.

ДОПРОС

Майор царской армии в запасе Крум Пешев был дежурным в квартире инженера Дончева между одиннадцатью вечера и тремя часами ночи. По ежедневному расписанию он должен был ровно в час тридцать связаться по радио с заграничным центром, передать сведения и принять очередные приказы и распоряжения.

Майор был мужчиной лет сорока пяти, высоким, худым, но с мясистым огромным носом, уже довольно красным от злоупотребления сильными спиртными напитками. Его жесткое, изборожденное глубокими морщинами лицо, довольно неудобное для бритья, обросло десятидневной щетиной, его коротко подстриженные усы уже слились с окольной растительностью. В первые десять дней своего добровольного заключения бывший царский офицер брился по привычке каждый день, но потом безделие, скука, смешанная с ежедневным страхом перед опасностью быть раскрытыми, а также горькая безнадежность и непросыпное пьянство убили в нем эту привычку цивилизации.

Ровно в двадцать минут второго майор встал с широкого мягкого кресла, в котором полулежал и, чтобы не заснуть, умеренно прихлебывал время от времени крепкий коньяк. Комната была совсем темной, а через дверь открытой спальни доносился беспокойный низкий храп двух его товарищей. Радиопередатчик был в ванной комнате. В этом довольно большем помещении, облицованном белым кафелем, было только одно совсем узкое окно, так заботливо облепленное газетами и черной бумагой, что с улицы невозможно было увидеть ни одного луча света. Ночью они зажигали свет только в ванной, где работали на передатчике. До передачи оставалось около десяти минут, но майору хотелось послушать немного музыки, не опасаясь того, что она будет услышана другими людьми, так как он принимал ее наушниками. Он вздохнул, почесал небрежно раскрытую грудь и, взяв бутылку коньяку, медленно направился в ванную.