Читаем Следы под окном полностью

Деревня Кривая Нива была небольшая, чуть более тридцати дворов. У околицы, ближе к болоту, жил Комков Макар с женой Серафимой и дочкой Алёной. Макар прихрамывал на одну ногу, потому и не мобилизовали его, не подался он и в лес к партизанам. И в полицию силком не взяли — зачем им калека? Но с партизанами Макар связь поддерживал — передавал им нужные сведения через верных людей. Иногда, если надо было передать что-то срочное, посылал в лес Алену.

Старосты в деревне не было. Первого старосту — хорошего человека, которого сельчане уговорили стать им, — убили какие-то люди из леса, будто бы наши парашютисты, сброшенные с самолёта. И после этого быть старостой никто не соглашался. Вот тогда и придумали выполнять обязанности старосты по очереди, каждый двор дежурил по три дня.

Полицейский гарнизон располагался километров за семь от Кривой Нивы, в местечке Кругляны. Оттуда, а также из райцентра, и наезжали немцы и полицаи в Кривую Ниву. Появлялись они, как правило, группой по восемь-десять человек и всегда под командой своего начальника Семена Грака, по возрасту самого молодого из всех полицаев. Как он выбился в начальники, кривонивцы догадывались: уж больно старался перед фашистами выслужиться. Семён родился в Кривой Ниве, был старшим сыном Савки Грака, сельского активиста. Особенно активничал Савка накануне коллективизации и во время её. Всех сельчан, у которых было живности или земли больше, чем у него (а он имел одну лошадь и одну корову), относил к кулацким элементам. На сходках кричал: «Колхоза боитесь, потому как все кулаки и подкулачники, каждый день сало жрёте». — «Савка, — говорили ему, — а тебе кто не даёт кабана на сало выкормить?» — «Не хочу быть в вашем кулацком классе. Я бедняк». — «Лодырь ты и горлопан». Таким он был и на самом деле — лентяй, пьяница, мог и унести, что плохо лежало.

Когда организовался колхоз, Савка хотел пробиться в начальство. Народ воспротивился, не выбрал его даже бригадиром, и Савка сбежал из колхоза, бросив в Кривой Ниве семью. Брался за разную работу, даже кочегаром в бане был, пока не удалось получить портфель районного заготовителя.

Семён с матерью и младшими сёстрами жил в Кривой Ниве ещё лет пять после отцова отъезда, а потом Савка забрал их в Кругляны.

Случается в жизни — невзлюбят люди человека, так и детей его, хоть они и никому зла не делают, недолюбливают. А Семена Грака не любили вовсе не из-за отца, а за его поступки и поведение. Вроде бы и тихий был мальчишкой, окон не бил, в чужие сады не лазил, а гадил людям исподтишка, незаметно.

Семён любил командовать младшими детьми, подчинял их себе, и они ему послушно служили. Прикажет кому принести из дому сала, тот и несёт, не спрашивая родителей. Сало он потом поджаривал на костре, отрезал по кусочку тому, кто принёс, и тем, кто ещё обязан был принести. «Будем жить коммуной, — говорил он, — все будет общее». Так он и ел чужое сало, яйца, колбасу, пил молоко, которое тоже крали у матерей ребятишки.

А был он мстительный и жестокий, когда мстил. Расправлялся обычно не сам с виноватым, а руками других подчинённых «коммунаров». Суд правил так: «Ты наше сало коммунарское ел? Ел. Яйца коммунарские пёк? Пёк и жрал. Почему пай не принёс?» — «У нас сала нет, — оправдывался виновный, — всего три кусочка в кадке. Если возьму кусок, мать заметит и бить будет». — «А зачем наше ел, если нечем расплачиваться?» Выносил этому непослушному приговор сам, а исполнять заставлял других — их по очереди каждый день назначал. Наказания были разные. Самое лёгкое — вытаскивать из земли зубами щепку. Острую, длиной в палец, щепку Семён Грак кулаком вбивал в землю, и виновный должен был зубами её вытащить.

Чаще выносили приговор более строгий: секли ремнём. Экзекуцию проводил дежурный, а Семён считал удары. «Р-раз! Два! Три! — выкрикивал он, хлопая в ладоши, и глаза его, обычно остекленевшие, горели счастливым огнём. — Шесть, семь!..»

Мстил Семён умело, тайком, и не подумаешь, что это он нарочно делает тебе гадость. Мог будто по неосторожности подставить кому-нибудь подножку, и человек падал, разбивая колено. Наступал на ногу и делал вид, что жалеет, сочувствует. Он был просто счастлив, когда видел, что его боятся, что людям худо от его проделок. Очень любил, чтобы его просили, уговаривали, задабривали. Любил подчинять себе тех, кто слабее.

Пробовали жаловаться на Семена его отцу. Савка защищал сына: «А вы хотите, чтобы его обижали? И хорошо, что может за себя постоять. Он у меня в высокие начальники выйдет». Наверное, он и учил сына, как выбиваться в начальники, как подчинять себе людей. Поэтому и старались люди не связываться с Граками, боялись их мести. Старый Анис как-то стегнул Семена кнутом за то, что тот камнем прибил его курицу. А ночью у Аниса сгорела баня. Конечно же, Семён поджёг, а поди докажи, что он.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Другая правда. Том 1
Другая правда. Том 1

50-й, юбилейный роман Александры Марининой. Впервые Анастасия Каменская изучает старое уголовное дело по реальному преступлению. Осужденный по нему до сих пор отбывает наказание в исправительном учреждении. С детства мы привыкли верить, что правда — одна. Она? — как белый камешек в куче черного щебня. Достаточно все перебрать, и обязательно ее найдешь — единственную, неоспоримую, безусловную правду… Но так ли это? Когда-то давно в московской коммуналке совершено жестокое тройное убийство родителей и ребенка. Подозреваемый сам явился с повинной. Его задержали, состоялось следствие и суд. По прошествии двадцати лет старое уголовное дело попадает в руки легендарного оперативника в отставке Анастасии Каменской и молодого журналиста Петра Кравченко. Парень считает, что осужденного подставили, и стремится вывести следователей на чистую воду. Тут-то и выясняется, что каждый в этой истории движим своей правдой, порождающей, в свою очередь, тысячи видов лжи…

Александра Маринина

Прочие Детективы / Детективы