Следы под окном

Грак молча вышел, хлопнув дверью.

— Они что, и вправду хотят игрище устроить? — заговорил Макар. — Неужто решили на ночь остаться?

— Не боятся, значит, — ответила Серафима, — раз девчат собирают.

Зашла в хату соседка, сообщила, что в школе полно немцев и полицаев.

— На двух машинах и мотоциклах приехали. — Сказала и побежала к другим соседям сообщить новость.

Макар глянул на Алену, та на него, и они поняли друг друга без слов: скорее в лес, сообщить об этом партизанам. Раз их столько понаехало, значит, что-то надумали. Как же выйти из деревни незамеченной, ведь время ещё не позднее? Макар посоветовал Алене взять корзинку и пойти не сразу в лес, а на болото, будто бы за клюквой, — теперь её в самый раз собирать по кочкам. А с болота уже, сделав круг, пробраться в лес. В корзинку насыпали клюквы, собранной как-то раньше, и Алена побежала.

Чтобы не попадать людям на глаза, шла низиной, меж кустов, вдоль ручья. Когда выбралась на болото, вздохнула облегчённо — никого не встретила. Но на краю болота, откуда хотела в лес повернуть, наткнулась на засаду — пять немцев и три полицая. Её задержали, привели в школу. Грак послал за Макаром и Серафимой. Стал допрашивать, куда отправили дочь, почему нарушили приказ коменданта: при посещении немецкими или полицейскими чинами населённого пункта никто не имеет права покидать его без разрешения властей.

— Да не усидела девка без дела, — оправдывался Макар. — Снег растаял, ягод полно на болотных кочках.

— Значит, и от игрища сбежала?

— На игрище она пришла бы, успела.

Макара и Серафиму из школы не выпустили, Алену держали от них отдельно. Грак и ей устроил допрос.

— За ягодами захотелось, да? А потом куда собралась?

— Никуда, вернулась бы домой и пошла на игрище.

— Никуда, значит. — Сложив руки на груди и наклонив голову набок, Грак испытующе смотрел на неё, то ли оценивая, то ли принимая какое-то решение. Открылась дверь, немец позвал его кивком головы. Грак взял корзинку с клюквой, крутанул её вверх дном, ягоды высыпались и с мелким перестуком покатились по полу. Стуча хромовыми сапогами, Грак вышел за немцем. Раздавленные ягоды краснели на полу, как пятна крови.

В селе, услышав, что забрали Комковых, встревожились. Кто-то пустил слух, что к вечеру всех сгонят в школу, и тревога возросла. Знали же о судьбе Крапивни, небольшой лесной деревушки, сожжённой вместе с людьми за помощь партизанам. Может, и Кривую Ниву ждёт та же участь?

Пробовали выпытать у полицаев, те успокаивали, что все обойдётся, вечером же игрище будет в школе. Но по тому, как нервно-суетливо вели себя полицаи и немцы, как они расставляли вокруг деревни часовых, засады, кривонивцы догадались, что готовится расправа.

А расправа им была назначена страшная: деревню надлежало сжечь, жителей, подозреваемых в связи с партизанами, уничтожить.

До вечера Комковы, все вместе, сидели в школьном классе, в том самом, где училась Алена. Потом туда начали сгонять и других людей. А потом и началось…

Как все происходило, в какой последовательности, Алена потом никогда не старалась вспомнить. Воспоминания сами врывались в её сознание, обжигая душу, которая болела и ныла и через десять, двадцать и через тридцать лет… Тот кошмар, казалось, ей приснился, а не был в действительности, — не укладывалось в сознании, что это было сделано людьми…

Все произошло, когда стемнело. Все, кого собрали в школе, а их там оказалось полдеревни, согнали в один класс. Алена, припав к двери, поняла из разговора полицаев, что окружили всю деревню.

— Это они хотят с нами расправиться, — сказала она людям. — Теперь нам отсюда не выйти.

— Господи, пошли сюда партизан, скажи им о нас, — начала молиться Серафима, — пусть придут и спасут.

И партизаны, будто услышав, пришли в деревню, но небольшой группкой, думая, что там тихо. Засада их пропустила, а в деревне окружили. Бой был короткий и неравный. Согнанные в школу люди радовались, думая, что партизаны в самом деле пришли их выручать. Но выстрелы вскоре затихли.

Расправившись с партизанами, каратели подожгли с двух концов деревню. В школьном классе, где находились люди, от пожара было светло, хоть читай. Люди жались друг к другу, женщины плакали. Старый Анис, когда в класс заглянул немецкий офицер, начал просить его:

— Вы же христиане, люди. За что же нас казнить надумали?

Тут подошёл Грак и скомандовал всем выходить.

«Поведут убивать», — догадалась Алена.

Все вышли, Алену же Грак оставил в классе, замкнув дверь. Она стояла, растерянная, ничего не понимая, а когда услышала крик матери во дворе, стала бить плечом в дверь, пытаясь открыть её, потом кинулась к окну, рванула на себя раму, оторвала ручку, но рама не сдвинулась с места. Тогда она влезла на подоконник, разбила ногой стекло. В этот миг вошёл Грак.

— Не убежишь, зря стекло разбила, его теперь тяжело доставать, — хмуро проговорил он.

Алена бросилась к двери, чтобы проскочить мимо него, и тут он схватил её за руку.