Следы смоет дождь

Я села в свою «девятку» и поехала к Смолькиной.

Видок у нее, мягко говоря, был неважнецкий. Пропустив меня вперед, она закрыла дверь и пригласила с ней позавтракать.

— Ты только-только завтракаешь? — удивилась я. — А, ну конечно, тебе же плохо было. Сейчас лучше?

— Чуть-чуть, а вообще — все еще плохо.

— Мы едем в Мырино?

— Давай завтра.

— Мне кажется, не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Именно так гласит народная мудрость. К тому же поездка не много времени займет. Я, конечно, и одна могу съездить, но тебе надо дом посмотреть. — Я продолжала настаивать еще и потому, что на всякий случай мне не хотелось оставлять Ксению без присмотра. — Так, давай бутылку. Будем тебя лечить.

— Нет, я не смогу, — в ужасе отшатнулась Смолькина.

Я вынула из холодильника бутылку с остатком коньяка, налила немного в самый красивый фужер. Достала также минералку.

— Ты любишь минеральную воду? — спросила я.

— Вообще да.

Я налила в коньяк еще и ее. На поверхности получившегося коктейля запрыгали и зашипели пузырьки.

— Теперь закрой нос, чтобы не чувствовать запаха. Потом пей и думай, будто это лекарство или чистая горная вода.

— Странного она цвета, эта твоя горная вода, — с сомнением покачала головой Ксения.

Она еще немного поколебалась, но потом, видя, что я ни за какие коврижки от нее не отстану, зажала себе нос пальцами, выпила коктейль, а потом стала осторожно, но достаточно быстро ходить по кухне взад-вперед.

— Сядь лучше.

— Нет, мне надо отвлечься, — сказал Смолькина, — вроде бы я что-то делаю.

— Кто знает, может, так и лучше, — пожала я плечами.

— Лучше.

Мне было ее жалко, но одновременно немного смешно. Ксения зажала себе рот руками и ходила, ходила… Минут через пять остановилась и сделала глубокий вдох. На лице промелькнуло что-то похожее на удивление, смешанное с удовлетворением.

— Слушай, кажется, мне действительно лучше, — сказала Ксения, улыбнувшись.

— Я тебе про что и говорю, — обрадовалась я за нее. — Теперь собирайся и поедем.

— Что, так сразу?

— А чего ждать?

Смолькина пошла одеваться.

Я выглянула в окно, посмотрела на свою машину, стоявшую у подъезда, на небо, которое стало затягиваться тучами, и подумала: хорошо бы не попасть под дождь.

— А мы заедем к Олегу? — крикнула Ксения из комнаты. — Надо его проведать.

— Заедем, — громко ответила я. — Но прошу тебя ничего ему о квартирных ворах не говорить, — продолжила я, когда она показалась в дверном проеме. — Не надо его волновать. У него и так голова болит, в прямом и в переносном смысле. А если он еще и за тебя переживать будет, то ему совсем туго придется.

— Странно, что ты об этом заботишься, — мимоходом заметила Ксения.

Она собрала быстренько каких-то фруктов, взяла пакет сока, еще что-то в пластиковую сумку положила, и мы отправились в больницу.

Мы еще и к корпусам ее не подъехали, а уже поняли — что-то случилось. Народ бегал, машины разворачивались, отъезжали. Нас тоже тормознул постовой с жезлом и показал знаком, чтобы мы быстренько уезжали отсюда. Проезд здесь закрыт.

Я сразу поняла, что спорить с ним столь же бесполезно, как и пытаться у него что-либо выяснить. Он был нервным, поскольку приходилось следить за обстановкой и останавливать сразу несколько машин. А всем водителям хотелось знать, что произошло и почему их не пропускают. Кто-то совал деньги, пытаясь все-таки проехать. Но, по-видимому, постовой действительно не мог никого пропустить и начинал злиться уже по другому поводу: такой момент пропадает.

Мы поехали назад. С трудом, просто чудом, я смогла припарковать машину — все места вдоль дороги были забиты. Просто кому-то очень срочно понадобилось уехать, и я не замедлила занять его место.

Мы с Ксенией вышли из машины и решили прорваться к больнице пешком. А от нее бежал народ. Какая-то слишком эмоциональная женщина громко кричала, что больница сейчас взорвется и надо быстро спасаться. Я начала понимать, в чем дело.

Вероятнее всего, кто-то позвонил и сообщил о подложенной в больнице бомбе. Террористические акты, которых столько произошло по нашей стране, дают о себе знать практически постоянно. Но самое страшное — теперь таким образом стали развлекаться телефонные хулиганы. Позвонят, скажут про бомбу, а потом оказывается — ничего и нет. Это, конечно, хорошо, что ничего нет, но каково людям-то приходится. Перед тем как узнаешь правду, столько переживешь…

А эвакуация людей?

Из магазина, например, можно попросить посетителей выйти. А как быть, допустим, в данном случае? Ведь в больнице не все могут самостоятельно передвигаться. Не понимаю, как можно так шутить? Почему-то мне не верилось в то, что в больницу на самом деле заложили бомбу. Может, просто не хотелось верить.

Как только я узнала, в чем дело, велела Ксении вернуться в машину и сидеть там. Моя «девятка», конечно, не слишком далеко стояла от больницы, но думаю, там все равно было безопаснее, чем здесь.

— Ты что, заснула? — обратилась я к Смолькиной.

Ксения стояла с очень удивленным и задумчивым видом и смотрела куда-то в сторону.

— Что? — переспросила она.

— Я говорю: хватит спать. Надо действовать.