Следы смоет дождь

— Мне показалось… — заговорила Смолькина, но тут же сама себя остановила: — Нет, этого не может быть. Просто бред какой-то.

— Что? — теперь я переспросила.

— Я пойду с тобой. — Ксения встряхнула головой и уже более осмысленно посмотрела на меня.

— Ну и куда ты со мной пойдешь? — остановила ее я. — Думаешь, мы вот сейчас подойдем и попросим доброго дяденьку, чтобы он нас пропустил, и он нас пропустит? Глупая. Сейчас туда и мышь не проскочит.

— А ты? — удивилась Ксения.

— А я проскочу. Если буду без тебя. С тобой у меня не получится.

Смолькина, кажется, начала понимать, что на самом деле здесь происходит, и согласилась вернуться в автомобиль.

— Но как я узнаю, что с тобой и с Олегом? — спросила она.

— Правильно, — сказала я ей. — Значит, тебе придется поехать домой. Чего в машине без толку сидеть? Да, поезжай домой. Я буду тебе туда звонить. Все, пока. Времени нет на разговоры.

Я махнула Ксении рукой и побежала навстречу людскому потоку. Я еще не знала, что буду делать, но мне хотелось каким-то образом помочь.

Можно было проникнуть на территорию больницы через знакомую дырку в заборе, а можно попытаться поговорить с кем-то в оцеплении, чтобы меня пропустили. Показать, например, свое удостоверение. Я ведь раньше в прокуратуре работала. Правда, удостоверение просроченное, но сейчас никто его особенно разглядывать не будет.

А с другой стороны, кем бы я ни была, уже, наверное, получено распоряжение никого не пускать на территорию. Значит, все-таки придется воспользоваться дыркой.

Когда я подошла ближе, то увидела, что все не так просто. Больницу оцепили со всех сторон, и проникнуть на ее территорию казалось почти невозможным. Я пошла вдоль забора, надеясь найти в каком-нибудь месте отсутствие такого строгого контроля, как у главных ворот. Здесь стояли машины, чтобы вывозить больных. Пока из ворот выходили те, кто способен передвигаться сам, и иногда проносились санитары с каталкой.

Если мне чего-то захотелось, то я это обязательно сделаю. Я даже за угол не завернула, а уже увидела для себя замечательный вариант. В этом месте никто не стоял, и можно было перемахнуть через ограждение.

Не теряя времени, я быстро подбежала к забору, залезла на него, а потом так же ловко спрыгнула с другой стороны. Жаль, уже не лето. Здесь столько деревьев и кустарников, что летом запросто можно было бы в них спрятаться. А сейчас они стояли уже почти голые.

Я пустилась бежать к корпусу, где лежал Таганов. Даже по сторонам смотреть не стала. Возможно, кто-то меня и засек, но мне уже было все равно. Вдогонку за мной вряд ли кто отправится.

Двери в здании были настежь. Я пробилась сквозь выходящую толпу, поднялась на второй этаж и вошла в палату, где лежал Олег. Он увидел меня и очень обрадовался.

— Привет, а у нас тут такие дела… — как бы извиняясь, сказал он.

— Когда вас вывозить будут? — вместо приветствия спросила я его.

— Обещали скоро.

— Ясно.

Я не вполне представляла, что буду сейчас делать, но понимала — надо помочь Таганову отсюда выбраться. Сделав ему знак подождать, я вышла в коридор.

Из палат вывозили больных на каталках и в инвалидных креслах. Некоторым, кто мог передвигаться с помощью костылей, помогали идти.

Я пробежалась по коридору в одну, а потом в другую сторону. В дальнем конце, где, видимо, была курилка, стояла брошенная каталка, и я очень обрадовалась, когда ее увидела.

— Придется тебе ногу отвязать, — сказала я Олегу, въезжая с каталкой в палату.

— Конечно.

Я еле-еле разобралась со всеми веревками и железяками, поддерживающими ногу Таганова в подвешенном состоянии. Но в конце концов мы ее сняли с этого странного приспособления. Я подвела каталку вплотную к кровати, постелила на нее одеяло, перетащила сначала туловище, а потом ноги Таганова, под голову ему сунула подушку и велела хорошенько держаться руками.

Потом мы подкатили к лифту. Он как раз остановился на нашем этаже, из него санитары вывезли две пустые каталки, и я наглым образом заехала внутрь. Мы спустились. По длиннющему коридору я провезла каталку к специальному выходу без лестницы, и вскоре мы оказались на улице.

Таганов был ужасно тяжелым, а может, мне досталась такая плохая каталка. Приходилось напрягаться изо всех сил, чтобы мой драндулет ехал. Олег видел, как я пыхчу, поэтому благоразумно молчал, хотя ему было очень неудобно. Подушка почти уехала из-под головы, а я не хотела останавливаться и ее поправлять — мы бы потеряли время.

Наконец мы выехали за ворота, и тут кто-то обратил внимание на то, что я не отношусь ни к медперсоналу, ни к солдатам, которых уже пригнали сюда, помогать эвакуироваться. На меня стали орать, но я не обращала ни на кого внимания.

Я решила везти каталку к своей машине. И вот тут-то началось самое трудное. Одно дело было ехать по коридору с гладким полом и совсем другое — по асфальту. Это адский труд! Я оставила каталку с Олегом рядом с постовым и сказала ему, что сейчас подъеду. Он открыл было рот, но я уже убежала.