Следы в пустыне. Открытия в Центральной Азии

Мы взгромоздились на наши «корабли пустыни» еще до рассвета и с максимально возможной скоростью двинулись на восток через цепь дюн в 90 м высотой, направляясь к реке Керья, берегов которой достигли следующим вечером. Она лежала перед нами, широкая и ленивая, как наевшийся до отвала удав. Ибрагим повел караван вброд. Я захотел сфотографировать отражающихся в воде верблюдов, зайдя в реку, но тут же застрял по колено в липкой грязи. При всякой попытке освободиться из ее объятий я только глубже погружался. Урс пробрался ко мне, забрал фотокамеры, деньги и паспорт и отнес на берег. Пока Эрнст и три погонщика глазели на нас, а Йон снимал спектакль на камеру, Урс вернулся ко мне… и тоже застрял. Несколько уйгуров собрались на берегу и бросали на нас беспокойные взгляды. Я крикнул У, чтобы он связал вместе ремни, которыми мы крепили багаж на верблюжьи спины, бросил один конец мне, а другой привязал к верблюду, чтобы он меня вытащил. Но Ибрагим затряс головой: он думал, что это займет слишком много времени и я успею утонуть.

Я уже погрузился в глинистую воду по пояс и едва мог пошевелиться. В памяти мелькали кадры из фильма 1927 г., где один из верблюдов Свена Гедина вот так же застрял и захлебнулся. Наконец, четверо уйгуров принялись нас спасать. Они освободили Урса, а потом обступили меня кружком, стараясь не стоять на одном месте. Пока местные тянули меня за руки, Урс откапывал мои ноги, сперва правую, а потом левую. Покончив с этим, измученный и шатающийся, он побрел к берегу. Уйгуры вытащили меня окончательно, отволокли на берег и уронили, как куль с мукой. Благодаря им я избежал иронии судьбы: утонуть в пустыне.

Через два дня мы отправились из лагеря в Тынгыз-Басти на семичасовую прогулку на верблюдах к древней крепости Карадонг, стоящей на старинном тракте, некогда соединявшем Северный и Южный Шелковые пути. И верблюды, и погонщики так и норовили сойти с дороги: верблюды — потому что любят жевать свежие листья тамариска, а погонщики — потому что искали корень дайонга, афродизиака, пользующегося большим спросом в Китае (такой корень в Ютяне стоит от 30 до 35 ренминби).

Мы добрались до Карадонга далеко за полдень и взобрались на небольшой песчаный холм. Палатки могли и подождать. Отсюда были видны развалины 2000-летней крепости, раскинувшиеся перед нами в мягком вечернем свете. Пока мы их фотографировали, верблюды необычно тесно сгрудились вместе, временами поревывая и утыкаясь мордами в песок. Ибрагим взволнованно крикнул У: «Идет горячий ветер!»

И действительно, горизонт начал приобретать ядовитый желто-зеленый оттенок, а небо стало быстро темнеть. Мы торопливо упаковали камеры и бросились к верблюдам, которые теперь легли, подогнув колени и укладывая шеи друг на друга. Прежде чем мы успели их разгрузить, буря врезалась в нас, как таран из горячего воздуха и песка, опрокидывая на землю. Устоять на ногах было невозможно. Мы доползли до верблюдов и съежились за их огромными телами, пытаясь укрыться от самого худшего.

Это был кара-буран, черный ураган. В одно мгновение день обернулся ночью и стало ужасно холодно. У дополз до попон, использовавшихся как верблюжьи седла, и разделил их между нами; за считаные секунды его так облепил песок, что и узнать нельзя было. Прошло четыре часа, а буря бушевала все с той же яростью. У нас не было другого выхода, кроме как лежать, где лежали, скорчившись в песке, с пустым желудком и пересохшей глоткой. Песок, как саван, покрывал нас толстым слоем. Теперь я прекрасно понимал, почему люди считали живой неукротимую мощь кара-бурана и приписывали его появление проделкам демонических сил. У путешественников, отставших в такую бурю от своих караванов, было мало шансов выжить. Черные ураганы в минуту изглаживают следы и меняют вид местности: образуются новые песчаные дюны; тамарисковое дерево, служившее важным ориентиром, прячется в песке; похороненный скелет вдруг является перед взорами живых.

Ранним утром буря наконец выдохлась и постепенно утихла. При первых лучах рассвета мы поднялись на ноги и принялись избавляться от песка. Он был повсюду: насыпался в багаж, забился в волосы, глаза, рты и носы; даже на зубах скрипел. Но воздух теперь был чист, как после грозы, и вскоре мы отправились исследовать Карадонг. Самые большие из известных руин были крепостью или укрепленным караван-сараем времен Поздней Хань (24—220 гг. н. э.). На глиняных стенах укрепления когда-то стояли многочисленные деревянные конструкции, обмазанные глиной. Как и в Дандан-Ойлыке, я заметил здесь следы вандализма: одна из поперечных балок восточных ворот была обуглена. Внутри крепости находились развалины большого двухэтажного жилого дома.