Завтра поеду в Ялту. После увиденного и пережитого за один только день в Симферополе и сердце, и мысли сжались в комок боли и обиды. Думалось не только о горькой судьбе своего народа, а о том, как другой народ легко и, я бы даже сказал, с одобрением воспринял беспрецедентные акты насилия и жестокости к тем, кто был рядом и в очень трудные годы между революцией и войной, и на полях сражений самой страшной из войн. Неужели вот так, одним указом и пропагандистским словом, можно всех заставить поверить в чудовищную ложь о народах-предателях? Или столь велика благодарность за предоставленную возможность безвозмездного приобретения чужого добра и чужих земель, что человек как бы самому себе начинает внушать мысль о правдивости всех небылиц и, постепенно свыкшись с нею, воспринимает всё это как неопровержимый факт? И неужели еженощно не мерещатся новосёлам обездоленные люди, изгнанные из своих домов? И можно ли так безмятежно, со спокойной совестью смотреть друг другу в глаза? Можно ли не помнить, что ты сидишь на чужом месте, живёшь в чужом доме, пользуешься чужими вещами? И не чувствовать ни капельки угрызений совести? Конечно, ты сам не разбойник и не вор, ничего не украл, не отнял собственноручно, ни над кем не насильничал. Но ведь, когда тебе сказали: "Приходи, бери и живи" - ты пришёл, взял и стал жить! Тут логика проста: если я не возьму, то возьмёт кто-то другой. Быть такими щепетильными, чтобы не брать, когда говорят "бери", не принято здесь. И вот проходит пять, десять, пятнадцать лет, приехавшие на замену крымских татар старые люди умирают, молодые вырастают и женятся, рождаются дети, внуки. И теперь уже можно говорить: "Это моя родина, здесь похоронены мои деды, здесь я родился и вырос, и никаких татар я знать не знаю". Вот так, быстро и надёжно, а главное - вроде бы и без особого нажима можно превратить переселенцев в защитников совершенных злодеяний, в оплот лживой и преступной власти. И тогда эта власть вполне может действовать в интересах и даже от имени этих обманутых ею же людей. Порочный круг замыкается. Где же выход?
В огромном спальном зале гостиницы с шестнадцатью койками, кроме меня, ночевал только один человек. Не спалось. Всё новые мысли возникали в голове. Добро и зло - в чём их корни, откуда они появляются, каково соотношение между ними, всегда ли добро торжествует, как нас учили? Добро, помимо всего прочего, - это созидание, а зло - разрушение. Для разрушения того, что возводилось годами, веками, иной раз требуются минуты. То же и в человеческих отношениях. Зло гораздо сильнее добра. Если бы эти категории можно было измерить каким-то общим мерилом, к примеру, квантами, то я бы сказал, что иногда достаточно одного кванта зла, чтобы перевесить сто или даже тысячу квантов добра. Где же взять такое количество добра, чтобы в этом перекошенном мире хотя бы уравновесить весы? Видимо, одна чаша будет опускаться всё ниже и ниже, до тех пор, пока, достигнув некоего критического состояния, весы не опрокинутся, выплеснув всё, что было накоплено в их чашах. Человечество достигнет апофеоза своей земной деятельности.
Такие невесёлые мысли не давали уснуть. К сожалению, с годами эта "философия", обогащаясь многими конкретными фактами, укреплялась в моём сознании всё больше и больше. Глядя сегодня на мир, я убеждаюсь в правильности самых пессимистических прогнозов относительно будущего, причём процесс идёт в ускоряющемся темпе.
Ночь прошла в полузабытьи, и я, едва дождавшись утра, поспешил побыстрее покинуть Симферополь, будто там, в Ялте, меня ожидали совсем иные впечатления. Пассажиров в автобусе было немного ввиду раннего часа, и я занял место у окна с левой стороны по ходу движения - отсюда раньше увижу море и после Алушты буду ехать с видом на него.
С первых же километров пути я был обескуражен обилием совершенно не знакомых надписей на дорожных указателях названий селений. Я не обнаружил ни одного старого названия с крымскотатарским корнем, будто мы ехали не по Крыму, а, к примеру, по Смоленщине. Только с детства знакомые тополиные аллеи и меловые горы по правую сторону на выезде из Симферополя говорили о том, что мы всё же на пути в Алушту. Вот она, роль топонимики в присвоении чужого. Поверьте, это очень больно, когда видишь, что знакомые, родные места носят совсем чужие названия. С этим я не смогу смириться до конца жизни.