Следы ведут в пески Аравии (второе издание)

В апреле 1812 года Буркгардт навсегда покидает Алеппо. Расставаться с домом Баркеров грустно, и неизвестно, что ждет впереди. Но он чувствует, что подготовлен к любым испытаниям. "У путешественника должно быть каменное сердце, чтобы он не был способен ни к кому и ни к чему привязываться серьезно", пишет он родителям, явно пытаясь переломить мягкость и сентиментальность своего характера.

Как когда-то Зеетцен, Буркгардт движется к югу. Исследует плоскогорья вокруг Эль-Гхора, восточные и юго-восточные берега Тивериадского озера, составляет подробнейший план знаменитого Джераша, который произвел на него не менее сильное впечатление, чем на Зеетцена. В письмах в Ассоциацию он скромно называет этот план "черновиком", но ни одна более поздняя европейская экспедиция не сочла нужным его исправить. Такие же планы и описания он составляет на руинах древних городов Бусра, Аджлун, Арвад, Абиль, Гадара и многих других.

Путь Буркгардта был труден. Наступило самое жаркое время года. Из аравийских пустынь на север потянулись бедуинские племена. Встречи с ними не всегда заканчивались благополучно для ученого. В одном из селений у Тивериадского озера он писал своим родителям: "Трудности пути и плохая пища прикончили даже мою любимую лошадь, которую я купил в прошлом году в Алеппо. Пришлось по дороге покупать другую. Что-то я в Сирии все время занимаюсь куплей-продажей лошадей и очень этим счастлив. В Египте, верно, займусь торговлей верблюдами, а в Африке… чем бы вы думали? Не иначе, как рабами! Там, в Африке, это основной товар. Придется и мне привыкать к этому. Только я надеюсь, что ни один раб не застонет под моей плеткой".

В Табарии, древней Тивериаде, Буркгардт неожиданно встретил еще одного европейского путешественника. Это был англичанин Джеймс Брюс. Он жил в Назарете, а в Табарию приехал вместе с несколькими францисканскими монахами. Брюс уговорил Буркгардта отправиться с ним в Назарет: по долине Иордана опасно ехать одному, а в Назарете можно будет подыскать надежных попутчиков.

Всего через восемь часов они уже были в Назарете.

Буркгардт поселился в францисканском монастыре. Здесь — новая встреча. Иоганну показалось, что он видит сон: красавица аристократка в мужском костюме для верховой езды, со стеком в руке, властная, своенравная, распоряжающаяся здесь, словно у себя в родовом замке. Кто она? Откуда? Прежде чем представиться ей, он узнал, что это леди Эстер Стенхоуп, дочь графа Чарлза Стенхоупа, племянница видного британского государственного деятеля Уильяма Питта, которой пришла в голову блажь постранствовать по "святым землям". В сопровождении огромной свиты, с собственным врачом и камеристками! С караваном из нескольких десятков верблюдов!

Наспех приведя себя в порядок, Иоганн предстал перед обольстительной дамой. Для нее тоже было приятной неожиданностью встретить в этих диких местах красивого чернобородого швейцарца с восторженными глазами, загорелого, овеянного ветрами пустынь. Она тут же увела его в свою келью, рассказала о кораблекрушении, которое разорило ее по пути сюда, об Иерусалиме, где уже успела побывать, о Сипайском полуострове, о палестинском береге Средиземного моря. Он дивился ее зоркости, меткости ее определений, непредвзятости суждений. "Какой мужской ум! — думал он, слушая ее. — Как многое она умеет увидеть и точно оценить… Позор тем путешественникам, которые ездят по чужим странам с равнодушными, ничего не видящими глазами!"

Мы не знаем, что произошло между ними дальше, но, во всяком случае, когда спустя несколько дней они прощались, Иоганн смотрел на леди Эстер с восхищением и одновременно с легкой иронией. Она с царственным видом наблюдала, как ее свита готовилась к отбытию из монастыря.

— Итак, вы отказываетесь воспользоваться моим покровительством? — спросила она его, видимо завершая какой-то разговор.

— Мои коллеги в Лондоне расскажут вам, что одним покровительством меня купить трудно, — ответил он с улыбкой.

— Неужели отказываетесь?

В ее голосе звучало раздражение. Она похлопала своего коня по лоснящемуся боку и взялась за луку седла.

Пу, а если не покровительством, а… любовью? — спросила она, глядя ему прямо в глаза.

— Я хочу быть любим только теми, кого люблю сам, — ответил он с невинным видом.

— Значит, меня вы…

Не закончив фразы, она быстро протянула ему руку, явно для поцелуя. Иоганн ограничился рукопожатием и с улыбкой сказал, кланяясь:

— Да сохранит вас Аллах милостивый, милосердный во веки веков!

Леди Степхоуп, едва сдерживая гнев, вскочила в седло.

— Надеюсь, вы еще услышите обо мне! — крикнула она и пришпорила коня.

Караваи тронулся, она не оглянулась ни разу. А он долго стоял, продолжая смотреть ей вслед, затем вдруг громко рассмеялся и пошел осматривать Назарет.

Треть населения города составляют христиане — православные, католики, марониты. Назарейцы мало похожи на других палестинцев. Иоганн решил, что они больше смахивают на египтян. Да и диалект у них совсем иной. "Наверно, так в Европе испанцы отличаются от итальянцев", — подумал он.