Следы ведут в прошлое

Звонок восьмой квартиры в доме номер пять по улице Ленинградской оказывается испорченным, и Галичу приходится долго стучать кулаком в дверь, прежде чем ее открывает сутулый мужчина неопределенного возраста с землистым небритым лицом и свалявшимися пегими волосами на голове. От него щедро исходит запах запущенного отхожего места.

– Что нужно? – протирая закисшие глаза, хмуро осведомляется хозяин. Голос у него по-стариковски дряблый и хриплый.

Галич приходит к выводу, что вежливость, равно как и все прочие приличные манеры, в этом жилище не пользуются особым почитанием, а то и вовсе считаются пороком.

– Серега Хорьков – ты? – с трудом подавляя отвращение, развязно, как и подобает «корешу» Юрки Марченко, спрашивает капитан.

– Ну, я… Что надо? – Хорьков громко икает и брезгливо морщится. Похоже, он не успел еще, несмотря на то, что сейчас за полдень, как следует проспаться, и его здорово мутит.

– Что, перебрал вчера? – спрашивает сочувственно Галич.

– Было дело… – ухватившись, чтобы не упасть, за дверной косяк, бурчит Хорьков.

Галич понимает, что неопределенность в разговоре с Хорьковым ни к чему не приведет: в любую минуту тот может захлопнуть дверь. Поэтому на всякий случай капитан ставит между дверью и порогом ногу и спрашивает:

– Юрка у тебя?

– Какой Юрка? – осторожно интересуется Хорьков.

– Какой! Какой! – передразнивает его Галич. – Малеваный! Марченко. Какой еще Юрка?

– Никакого Юрки я не знаю, – неожиданно твердо заявляет Хорьков.

– Ты, кореш, кончай валять ваньку! Тоже мне конспиратор нашелся, – начинает заводиться Галич. – Ты говори, где Юрка! Мне ребята сказали, что он у тебя кантуется.

– Какие ребята? – спрашивает, икнув, хозяин.

Чтобы не задохнуться от распространяемого Хорьковым запаха, Галичу все время приходится держать голову запрокинутой назад.

– Петька и Мишаня, Юркины дружки, – отвечает он.

– А-а… – неопределенно тянет Хорьков, ковырнув грязным пальцем в носу. В который раз смачно икнув, он добрую минуту смотрит в упор на Галича, затем враз протрезвевшим голосом спрашивает: – А ты, случаем, не из легавых будешь?

– А ты, случаем не чокнутый? – не лезет в карман за словом Галич и выразительно крутит у виска пальцем. Подумав, что этого мало, он подносит к лицу Хорька здоровенный кулак и с расстановкой произносит: – Кого обидеть вздумал? Ты хоть знаешь, козявка, с кем имеешь дело?

– Ну ты! Потише тут… – духарится Хорек, но на всякий случай делает шаг назад.

Галич решает, что самая пора переходить к более активным действиям. Он оттесняет едва держащегося на ногах хозяина внутрь тесного и грязного коридорчика и плотно прикрывает за собой дверь.

– Ты чего? – мутные глаза Хорькова расширяются и начинают беспокойно бегать по сторонам.

– Вежливые хозяева обычно приглашают гостей в комнату, – наставительно произносит Галич и уже миролюбиво добавляет: – А с Юркой мы старые кореша. Срок вместе тянули. Понял?

Следуя за бормочущим что-то хозяином, Галич попадает в полутемную комнатушку, обстановка которой состоит из железной койки, какие можно еще увидеть разве что районной больнице или солдатской казарме, изрезанного ножом стола и грязной табуретки. Повсюду раскиданы в беспорядке вещи. Заплеванный пол усеян раздавленными окурками. На кровати – замусоленный дырявый матрац. На нем – мятое байковое одеяло с обгоревшими в нескольких местах краями. Единственным украшением комнаты является приклеенная к давно не беленной стене репродукция картины Рембрандта «Даная».

«Жилище алкоголика-профессионала!» – удрученно думает Галич. Такого убогого человеческого жилья ему еще не приходилось видеть.

Хорьков тяжело опускается на скрипучую кровать и, обхватив голову руками, тихо стонет:

– У-у, че-орт! До чего же трещит чугунок! Сейчас бы стакан чернил… Так ты говоришь, кореша вы с Юркой? Что-то ничего он мне не рассказывал о таком кореше… Как тебя дразнят-то?

– Володей, – говорит Галич и веско добавляет: – Володя Косолапый.

…Вчера, созвонившись с начальником колонии, в которой отбывал срок наказания Марченко, капитан узнал, что вместе с ним там сидел известный рецидивист некто Владимир Косолапов, у которого Марченко был какое-то время чем-то вроде ординарца.

– Не знаю… – пожав плечами, мычит Хорьков. – Трепался Юрка за какого-то Косолапого… А ты чем докажешь, что ты и есть Косолапый, а не легаш?

Задвигав желваками, Галич весь напрягается и угрожающе подается к Хорькову. Тот вбирает голову в плечи и, защищаясь, подносит руки к лицу. Однако до кулаков дело не доходит. Сплюнув в сердцах на пол, гость вынимает из внутреннего кармана пиджака потрепанный блокнот и достает из него фотокарточку.

– На вот, смотри!

Хорьков смотрит на протянутый ему снимок и видит на нем своего гостя и Юрия Марченко, стоящих в обнимку у какой-то балюстрады.

…Над этим снимком фотолаборант Вася Ткачук провозился целых четыре часа. Зато и снимок получился на славу. Как говорится, комар носа не подточит. Сам Марченко не заподозрил бы подлога.