Следы ведут в прошлое

— Этого уж я не знаю... Стойте-ка — я же в тот момент здесь был, под горкой, в тени, здесь фонари не горели. А мне все как на ладони...

Мы дошли до дома номер двенадцать, где Пауна вчера сел в такси.

Я посмотрел на часы, подсчитал, сколько времени мы шли от парка, и распрощался с Пауной. Он был разочарован. Если еще понадобится, он готов в любое время, пусть вызовут...

Едва удалился Пауна, возле меня как из-под земли вырос Лапсинь.

— Лапсинь, у таинственного блондина не оказалось никакой тайны! Гражданин Пауна, которого мы так усердно искали, подтвердил ваши слова: после покушения на Бредиса никто не забегал в парк.

— Конечно, ведь на склоне за воротами мало деревьев, дорожки прямые, цветы и декоративные кусты мелкие. Добро бы он полз по-пластунски, так ведь ему же надо было отрываться от погони по самой прямой трассе и на четвертой скорости.

— Да, Лапсинь, да, — проговорил я рассеянно.

— Значит, версия насчет Пауны окончательно лопнула?

— Как мыльный пузырь. Зря убивали время. Вы хорошо рассмотрели блондина? Похож на описание шофера Лусте?

— Как две капли воды. Идея! Начну-ка тренировать зрительную память...

— Эх вы, спортсмены! По-вашему, можно натренировать себе все, что угодно.

— Конечно, можно! Вот я вам расскажу...

— Только не сейчас. Я окажусь невнимательным слушателем, в голове гудит... Конечно, если ваша идея осуществима, то время на розыски Пауны не зря потеряно... Лапсинь, а ведь вы тоже совсем сникли, а? — Я заметил, что бравый спортсмен уже второй раз споткнулся.

— Извините, — засмеялся он, — спать пришлось маловато.

«Маловато»! Я хоть два часа продремал, а он ни минутки. И еще извиняется.

Мы шагали по парку. Был тихий вечер. По пруду лениво плавали лебеди — дежурный инвентарь всех парков мира. Мы сели на скамейку, и я принялся рассуждать. Произведя один выстрел, нападавший успел скрыться. Это он смог сделать до того момента, когда Лапсинь бросился в парк. За это время он не спрятался в парке. так как Пауна в момент выстрела находился у пруда, откуда видна южная калитка, а также не выбежал на Дворцовую улицу — ни шофер Лусте, ни Лапсинь не видели на ней ни одного человека. Может, он все-таки убежал через дворы соседних домов? Его бегство через поленницы и ограду парка покамест следует считать сомнительным.

Оставалась еще возможность — спрятаться в какой либо квартире. В первую очередь — в квартире Клейн, поскольку выяснилось, что там ночевал явившийся как раз в подозрительный момент Хельмут Расинь. Необходимо разыскать именно его.

Смеркалось, но фонарей в парке еще не зажигали, и я предложил Лапсиню сходить в кафе поужинать. Так мы и сделали.

Вернулся я домой поздно вечером усталый до чертиков, но нельзя сказать, чтоб унылый. Одна ошибочная версия отпала — тем лучше, не придется хоть на нее попусту тратить силы. А сейчас можно наконец выспаться. Все хорошо, только... Что-то еще мешало мне, как заноза, засевшая в подсознании; что это? Ах да, Айя... Буду великодушным, забуду о ее резкости, позвоню ей.

Возле телефона белела записка, написанная знакомым почерком:

«Берт, я не кукла, которая сидит и ждет, когда с ней поиграют. Занимайся своим делом, а я уж попытаюсь как-то рассеяться в обществе друзей, чтобы не нервничать. Если вернешься домой вовремя, во что я не верю, можешь побеседовать по душам со столь любезным тебе старым моряком, которого ты опять вытащил на свет.

Айя».

Я перечитал записку несколько раз, и все-таки до меня не дошел ее смысл. Бросил ее и позвонил Айе. Долго стоял, слушая сигналы. Никого не было дома, или же никто не подходил к телефону. Я посмотрел на старого моряка.

«Н-ну? Хватаем пиджак и мчимся на розыски своей персональной невесты?» — осведомился он с незлобивой издевкой.

«Нет, черт побери, я ложусь спать!»

14

Хельмут Расинь стоял у самой воды с длинным багром в руке, а мы с Лапсинем незаметно наблюдали за ним.

Грузноватая, крупная фигура — как нарисованная на голубом фоне реки; большая голова, которую еще увеличивали пышные рыжеватые волосы, спутанные ветром; заросший подбородок, большой орлиный нос. На Расине были истрепанная голубая рубаха навыпуск и широкие штаны, закатанные до колен, в разноцветных заплатах; на мускулистых, волосатых ногах — брезентовые туфли неопределенного цвета, на резиновом коду.