Слепая зона

Загудело, и медленно разгорелись старые, забранные в стальные намордники лампы, прячущиеся за толстым стеклом. Матвей удивленно моргнул. Он считал, что эти светильники, наверное, установленные в подвале еще при последнем царе, не рабочие, просто их не стали демонтировать. Он обреченно вздохнул. Лезть в подвал и выяснять, что приключилось в лаборатории, совсем не хотелось. Но охранник многозначительно положил руку на кобуру. Решив, что уж двойную, а то и тройную оплату он точно заслужит, Матвей медленно пошел вниз. Четырнадцать железных ступеней гулко прогудели под его ногами и, не успев затихнуть, загудели снова – следом полезли вьетнамцы. Длинный коридор был выкрашен шаровой краской прямо по штукатурке. За первым же поворотом вонь усилилась. Лампы горели, но довольно тускло. И Матвей сначала не понял, что такое случилось со стенами, но через несколько шагов сообразил – это была копоть, расчертившая их странными неровными полосами. Возле того места, где находился наружный пост охраны, стены были уже совсем черными, железный стол валялся в нескольких метрах от своего обычного места, прижимая к полу неподвижное тело охранника вставшей на попа столешницей. Матвей вздрогнул и остановился. Вьетнамцы жались друг к другу за его спиной.

Напротив стола, прямо на полу лежала стопка новеньких белых мешков, стояли три метлы, две лопаты, отчего-то – ледоруб, кувалда и большие ножницы по металлу. Оранжевым боком ярко выделялся на фоне черноты корпус новенькой бензопилы.

– Мама ридна, – прошептал Матвей и перекрестился задрожавшей рукой, когда до него дошло, зачем здесь мог оказаться этот инструмент.

У охранника, с той стороны столешницы, что была развернута к лаборатории, вместо ног были черные, похожие на сухие коряги кости. Всю плоть сожгло или сорвало взрывом, но и половина туловища целиком не пролезла бы в мешок…

Двери в лабораторию – толстые, бронированные – выворотило напрочь, и они, выгнутые взрывом, приплюснулись к стенам коридора. Удивительно, но в обожженной пламенем аппаратной горели все те же древние лампы, через толстое закопченное стекло скудно освещая мешанину из покореженного алюминия, стекол, осколков аппаратуры и обугленных кусков человеческих тел, которые принадлежали, по всей вероятности, профессору и Кирееву, который был хорошим мужиком и разрешал звать себя по-свойски – Женей…

От хитрована Трофима не осталось практически ничего. Матвей его не любил, но не до такой степени, чтобы гибель молдаванина его не потрясла. Даже больше, чем потрясла смерть ученых. Кто они ему? А Трофим все-таки свой, такой же, как и Матвей, работяга-приезжий, вынужденный добывать гроши на чужой, негостеприимной земле…

За спиной громко захрустело, и Матвей, вздрогнув, обернулся. Маленький вьетнамец, опасливо косясь на раздутую, лопнувшую кисть руки, лежащую в сантиметре от его ног, греб стеклянное крошево на лопату. Второй деловито подставил ему раззявленную пасть мешка. На черных стенах плясали их черные уродливые тени.

«К утру должно быть чисто», – ударило в голову Матвею.

Ни ему, ни этим двум обезьянкам живыми отсюда не уйти, понял он вдруг с пронзительной ясностью. Не для профессора с Женей пила в коридоре. Что там пилить? И так на куски всех разорвало. Это его, Лысько Матвея, пилить будут, чтобы в мешки упаковать… Он успел согнуться, но недостаточно быстро, и облевал носки стареньких туфель.

Черенок лопаты проскальзывал в потных ладонях. Весь коридор за периметром лаборатории был заставлен аккуратно (чертовы вьетнамцы!) завязанными мешками. Пот катился по спине, от него хлюпало под мышками, щипало глаза. Гофру вентиляционных труб сплющило и разорвало, в подвале было душно и ужасно воняло гарью, но Матвей, словно робот, отдирал, поддевал на лопату, мел, ссыпал в мешки и мучительно пытался найти выход из западни, в которой оказался.

Вьетнамцы работали споро, к человеческим останкам отнеслись почти философски – молча покидали в мешки и накрепко завязали горловины. Избавившись от самого страшного, они принялись время от времени негромко переговариваться между собой, наверняка ничего не подозревая о грозившей им опасности. Матвей, рассудив, что это их проблемы, ждал, когда начнется погрузка. Это был единственный шанс ускользнуть. Как именно убежать от двоих вооруженных охранников, перебраться через забор на территорию завода и затеряться на его огромной площади, он не знал. Знал только, что, если не сможет этого сделать, ни жинка, ни десятилетний сынок Мыколка его больше никогда не увидят.