От моего дома до особняка Михаила Яковлевича примерно сорок пять минут езды. В замкнутом пространстве кабины мы с Тварью были одни, и я пыталась в который уже раз поговорить. Беда в том, что Тварь не понимала слов. Она отлично воспринимала мои эмоции, особенно гнев и страх, и неплохо – мысленные образы. Но моя зрительная память ограничивалась совсем небольшим отрезком времени, да и те образы, которые я могла вызвать в памяти, изрядно потускнели. Пытаясь отвлечься от невеселых раздумий на тему первого рабочего дня в качестве игрушки сумасбродного клиента, от тщетных попыток угадать, следит ли за нашей машиной кто-то из коллег Максима, я толкнула мирно распластавшуюся над головой Тварь.
«Мама», – пыталась я втолковать ей, вызывая в памяти мамин голос, тепло ее маленьких ладоней, головокружительно родной запах.
И сразу, без перехода, вытаскивала на свет ранящее воспоминание о хосписе, где тварей было несколько. Она съежилась, если можно так сказать о бестелесном существе. По моим представлениям, она просто уменьшилась раза в два – в салоне машины стало ощутимо больше воздуха. Кажется, она поняла! Вот только радости я что-то не почувствовала. Создавалось впечатление, что моя Тварь боится остальных. Может быть, среди них и вовсе не было ее родителей? Или они не так заботливы со своими отпрысками? Рисовать эмоциями трудно. Я вздохнула и напоследок придавила ее страхом вместе с картинкой из хосписа, просто чтобы убедиться, что поняла правильно. Благо страхов я натерпелась за последнее время предостаточно. Тварь ужалась еще больше и вытянула из моей памяти скулящего щенка.
«Вот так-то, Светик. Вряд ли удастся получить помощь в поисках остальных от того, кто этого вовсе не жаждет», – огорченно резюмировала я и коснулась испуганного существа успокаивающим воспоминанием – мама гладит меня по голове, ревущую, растерянную, в один из самых первых, страшных дней полной слепоты.
Существо дернулось, рывками расплылось надо мной, расслабляясь осторожно и недоверчиво, словно принюхивалось. Машина вошла в поворот, меня плавно качнуло вправо, потом влево, и движение прекратилось. Мы приехали.
Пока Дежин вел утомительно-бесполезный допрос подследственного, ушедшего в глухую несознанку, его отключенный телефон методично собирал пропущенные сообщения и звонки. Допрашиваемый Огоньков, щуплый, сутулый, какой-то весь потасканный, несмотря на неполных двадцать лет, вел себя дерзко и вызывающе. Дежину хотелось от души залепить парню оплеуху, да такую, чтобы разом выбила из тупой башки надежды на хорошего адвоката и помощь довольно состоятельных родителей – тому светило лет шесть, даже если он и дальше продолжит кривляться на допросах. Вместо этого приходилось методично тыкать зарвавшегося щенка носом в несоответствия теперешних и его же ранних показаний и мысленно желать ему провалиться в ад еще до суда.
Злой и вымотанный, Максим вывалился из дверей изолятора временного содержания на перегретый асфальт и, сунув сигарету в зубы, включил наконец телефон. Шесть сообщений и четыре непринятых вызова. И – ни одного от Светы! Он подавил вздох и принялся читать.
Василий отчитался о результатах наблюдения за автомобилем клиента – «Бентли» принадлежал Фрайману М. Я. Дежин поморщился – где-то он уже слышал эту фамилию, причем совсем недавно. Адрес в сообщении тоже имелся. Светин клиент скромностью не отличался и устроился жить на Крестовском острове. Это не понравилось Максиму еще больше, не любил он таких царьков, сколько бы чего к ним ни тянулось, вечно они сухими из воды выходили.
Выслушав механическое «в настоящий момент абонент недоступен» по Светланиному номеру, Дежин загрузился в машину и решил наведаться по адресу Фраймана М. Я. Вырулив со стоянки, он набрал Славика – все пропущенные вызовы были от него.
– Сам привет! – буркнул Вощин, не давая Максиму раскрыть рот. – Знаю, занят был. Все мы по уши занятые люди. Сидишь?
– Рулю.
– Я бы притормозил на твоем месте. Нюх у тебя, Дежин, куда тому Мухтару! Мне из городского морга стукнули. Нашего полку прибыло. И продолжает прибывать, дружок. – Максим напрягся, открыл было рот, но Вощин продолжил, не делая пауз: – Только самый смак не в этом, а в том, откуда прибывают обработанные тварями тела.
– Ну! – взвился Максим, которого едва пот не прошиб.
Он был почти уверен, что знает откуда.
– Некий завод «Фармком», Шерлок. Двое скончались на производстве, еще один – прямо за проходной. Это только те, о ком мне сообщили. Все случаи признаны смертью от естественных причин.
– Да! – Дежин стукнул кулаком по рулю. – Ватсон, тебе цены нет, ты в курсе?
– Разумеется, – усмехнулся Славик. – Тела будешь затребовать? Если да, то поторопись, а то эксгумировать придется.
– Черт! – Дежин нахмурился. – На каком основании? Мы опять упремся в необъяснимое… Я подумаю, как это обставить. Спасибо, Славка!