Мы исступленно целуемся. Вокруг темно, пустынно. Наверное... должно быть холодно.
Я слизываю капельки пота с его висков.
Объятия. Много. Он подхватывает на руки и прижимает к себе.
Капот у мустанга — теплый.
Я ощущаю его через ткань длинного платья.
Платон накидывает на мои плечи свою куртку, одновременно кутает и жарко целует в шею. Я обнимаю его ногами.
Платье с запахом, я помогаю его развязать, чтобы добраться до груди.
Платон облизывает и жадно втягивает в себя мои соски по очереди, лижет, сжимает руками. Много-много-много раз, с восхищением, нетерпением, обожанием. Всю меня сминает, гладит, трогает. Пульс колотится.
Внутри все трескается, сгорает и рушится, когда он расстегивает ширинку. Все баррикады, что выстроены для защиты сердца, под напором рассыпаются, пока он притягивает к себе и задирает юбку, немного путаясь в длиннющем подоле. Щемяще нежно трогает резинку чулок, которые я надела для сегодняшнего дня.
— Такая красавица, — говорит серьезно, вполголоса.
Мы смотрим друг другу в глаза.
Платон сдвигает стринги в сторону. Дышит быстро, царапает щетиной в новом поцелуе. Он обалденно пахнет. Притягивает за бедра еще ближе.
Когда входит, снова смотрит в глаза. Следит за реакцией, как будто опасается, что струшу.
А я думаю о том, какой он потрясающе красивый. И что невозможно так сильно любить и желать другого человека. Так, что грудь изнутри распирает, пальцы горят. Острая мысль больно колет в сердце, следом тело наполняет кайф от вторжения.
Платон толчками растягивает меня собой. А я дрожу на этом горячем капоте, обнимая его, чувствуя так сильно, как никогда никого не чувствовала.
Когда он входит до упора, на меня обрушивается понимание, что значит — сливаться с человеком воедино. Мы целуемся нежно-жестко, болезненно-сладко, как единственные в мире умеем. Потом Платон утыкается в мою шею и начинает двигаться.
Ритмично, быстро, идеально.
Первый тягучий оргазм накатывает неторопливой волной и тут же взрывается вторым — мощным, уничтожающим.
Мы шумно, рвано дышим, воздух хватаем, целуемся. Оба дрожим и безостановочно ласкаем друг друга. Лижем, гладим. Страсть кипит в венах. Поцелуи становятся все более лихорадочными. Нетерпеливыми.
Я горю. Горю от него и с ним.
— Два раза, — шепчу Платону, когда отпускает. — Подряд два раза.
— Я люблю тебя, — шепчет он прерывисто. — Я так люблю тебя, Эля. Элечка.
Это его «Элечка»...
Меня бросает в бездну и разбивает о счастье. Окончательно растерявшись от наслаждения, любви и восторга, снова зажмуриваюсь. Обнимаю его нежно-нежно.
Толчок, толчок, толчок.
Я вскрикиваю, когда это находит снова. Теперь теплом по пепелищу — приятно в каждой клеточке. Нарастает. Хочется. Еще хочется.
Платон меняет темп — вдруг замедляется. Громко всхлипнув, я вцепляюсь в его плечи. Прошу вернуться, перестроиться. Как было. Он вздыхает и качает головой. Я царапаю его, требуя большего, требуя всего его.
— Платон, Платон... — шепчу. — Я снова. Почти. Платон, я хочу.
— Я хочу в тебя, — выдыхает он. — Я почти в тебя уже.
— Я ничего не пью.
— Я знаю.
Наши глаза встречаются.
Смотрим друг на друга. Мир вокруг закручивается.
Никогда в жизни я не совершала глупостей. Каждый шаг был продуман. Это я понимаю именно сейчас.
А еще понимаю, почему люди их совершают. И что такое страсть на самом деле.
Быстро киваю, Платон обнимает как-то иначе, теперь всю меня сгребает, сжимает. Ускоряется с отчаянной жадностью. Мы сосемся так влажно, что слюна капает.
Бедное сердце еще не отошло от заезда, оно разрывается от ошеломляющего кайфа, простреливающего клетки. Я кончаю от толчков в третий раз, улетаю на расправившихся за время гонки крыльях.
Запрокидываю голову и кричу! Кричу от удовольствия и любви, кричу всей своей душой.
Оргазм взрывает тело.
Следом я ощущаю еще спазмы и дрожу. Впервые в жизни кайф мужчины разливается внутри меня. Сжимаю Платона внутренними мышцами, чтобы дать максимум. Он глухо стонет и утыкается в мою шею.
Через несколько секунд он все еще во мне. Где-то поблизости проносятся машины, я начинаю слышать в мире что-то кроме его дыхания.
— Я тебя люблю, — говорит он. — Элечка моя.
Целует в губы, в лоб. Продолжает обнимать. До сих пор чувствую его спазмы, теперь редкие.
Меня размазывает по теплому капоту его безумной тачки.
— Я тебя люблю, — шепчу. — Я так сильно в тебя влюбилась, Платон. Ты даже не представляешь.
Его глаза расширяются, на припухших губах играет улыбка.
Воздух наполнен ароматами секса и пота. Он наполнен нами, и это вдруг воспринимается чем-то прекрасным. Настоящим таинством. Любовь — искренняя, страсть — простая, концентрированная и для нас особенная. Она на двоих. Так прекрасно, что я дрожу. Слишком прекрасно — любить Платона.
Мы смотрим друг на друга загадочно-серьезно, как будто только что создали безбашенный, один на двоих секрет.
Я льну к Платону, и он обнимает. Прячу лицо у него на груди. Он снова натягивает куртку мне на плечи, греет. Сам — срывается на дрожь.