Слепая зона

– Ты всегда таким был. Собственник Маккейн. Гордость родителей. Любимец тренера. Даже не представляешь, как выбешивала твоя напускная идеальность. ― выплюнул он, и стало как―то липко, противно от осознания того, что этому человеку я когда―то доверял. ― По сути ведь нет в тебе ничего идеального. Совершенно. Ты обыкновенный. ― расхохотался и раскинул в стороны руки. ― Самый, блядь, обыкновенный! Но что они в тебе всё время находили, а? Почему всегда выбирали ТЕБЯ?

– Может, я просто не такое дерьмо собачье, ― прохрипел, понимая, что просто так мы уже не остановимся. Не тот случай. Не те люди. И совсем не то прошлое.

Аарон снова усмехнулся.

– Нет, Мак, ты такое же дерьмо. Просто у тебя парфюм дороже.

Он занес кулак, но я вовремя увернулся. Вудби заорал, снова ударил, и на этот раз попал точно в цель. Сбил меня с ног и навалился сверху. Мы покатились, смешиваясь с пылью асфальта, напоминая два обезличенных тела, борющихся каждое за свою правду.

Голос Никки пробирался в сознание лишь отдаленно, а вскоре пропал вовсе.

Мозг сосредоточился на главном.

Драка.

– Она тебя не выберет. А даже, если и выберет ― я всегда буду рядом. Как и с Ванессой. Как и с Минди. Как и со всеми ними. ― хрипел он. ― Каждый раз, когда ты будешь думать, что твоя жена готовит тебе дома ужин, она будет греть мою постель.

Рыкнул, перекатывая Аарона на спину.

Схватил его за шиворот, занес кулак и ударил.

Затем ещё раз. И ещё.

– Мак! Не надо! Хватит!

Мерзавец улыбнулся, и, сорвавшись, я врезал сильнее.

Он провоцировал меня ― и я это знал.

Вот только остановиться уже не мог.

Как представил, что он трогает Никки ― мою, блядь, Никки ― у меня крышу от злости сорвало. Я перестал думать и понимать, поддался животным инстинктам, позволил им мною управлять. Бил ублюдка так сильно, как только мог. Бил, желая убить. И защитить свою девочку. Уберечь её. Укрыть собой.

– Мак, остановись, ты убьешь его!

Ударил ещё раз. Из носа Вудби брызнула кровь. Занес кулак, но внезапно ощутил руки Никки на плечах и замер.

– Перестань, прошу, ― её голос сорвался, а пальцы задрожали.

Услышал прерывистый всхлип и осознал, что подчиняюсь.

Успокаиваюсь.

Вновь становлюсь собой.

Никки прижалась ко мне всем телом, словно пыталась заслонить собой от тьмы.

Словно знала, что её объятия способны были исцелять.

Встал и посмотрел на ублюдка ― поверженный, весь в крови, Вудби лежал на асфальте и тихо омерзительно смеялся. А у меня всё в один момент схлынуло ― и злость, и ненависть, и обида, и боль. Всё. И Никки забрала это всё, оставив мне только покой.

– Возможно, мы с тобой и похожи, ― прохрипел, расслабляя сжатые в кулаки пальцы, ― но между нами есть одно важное различие. Я никогда тебе не завидовал.

Сплюнул кровь, а затем посмотрел Аарону в глаза.

Он приподнялся, усмехнулся, потянулся к рассеченной губе.

Оглядел меня. Затем Никки. Его взгляд вновь стал озлобленным.

– Потому что нечему. У меня никогда и ничего не было.

– Ошибаешься. У тебя было всё. ― напомнил я. ― Любящие родители. Преданные друзья. Команда. Невеста. Ты учился в престижном университете, шел на медаль. Но тебе было мало, Аарон. Ты хотел быть лучшим и первым, поэтому всё просрал.

– Да, ― признался он, ― да, я хотел быть лучшим. Лучше тебя. ― снова сплюнул и сверкнул глазами. ― Потому что отец всегда ставил тебя в пример. Майкл то, Майкл сё, учись у Майкла, смотри на Майкла. А я не хотел быть, как ты! Я хотел быть собой!

– Я в этом не виноват.

– Не виноват, ― усмехнулся он, ― но так уж вышло.

Мы молчали, смотря друг на друга, словно прикованные. Проедая друг в друге дыру.

Я мог бы поклясться, что слышал собственный пульс, но ещё сильнее ― её пульс. Я всё ещё ощущал затылком Никки: её волнение, её страх, всю её. Маленькую. Уязвимую. Дрожащую. Мою.

И это было самым важным.

– Аарон, ― прошептала она, и я словно от наваждения очнулся; сморгнул, посмотрел на неё, прислушался, ― пожалуйста, уезжай.

Осторожно перевел взгляд на Вудби.

Он почти не моргая смотрел на Никки. И смотрел так… иначе. Не как на других.

– Значит, всё―таки он, да? ― тихо спросил, и я и сам, как идиот, замер в ожидании. А я ли? ― Дура ты, Никки. Пожалеешь, а будет поздно.

Он произнес это без злости. Больше с болью, с огорчением. Хотел что―то добавить, дернулся уже ― я видел. Но передумал. Сплюнул. Бросил на меня короткий взгляд, а затем забрался в свою машину и со свистом сорвался с места.

Мы оба ещё некоторое время так и стояли посреди дороги ― не шевелясь, ничего не говоря, будто хранили молчание о потерянной только что связи с некогда небезразличным нам обоим человеком.

Пришёл в себя, когда холодные пальцы коснулись разбитой губы.

– Ауч.

– Не дергайся. Дай посмотрю.

Поддался. Точнее не так ― сдался её рукам.

Никки развернула меня к свету и оглядела. Рвано выдохнула, а затем потянула за собой. Открыла дверцу, усадила на сиденье.

– Аптечка есть?

– Это лишь ссадины. Мальчишкам на горках и то сильнее достается.

Она ничего не ответила. Просто молча потянулась через меня к бардачку. Достала всё необходимое, и я сообразить не успел, как ощутил сильнейшее жжение на губе.