Слепень

Уже вечерело, когда машина снова везла их по Москве. Ехали молча, и Юрий снова и снова прокачивал в уме все стороны порученного им с Катей задания.

Итак, их забрасывали, оказывается, вовсе не в Париж, а в оккупированную немцами Варшаву с целью восстановить там связь с одним нашим человеком, служившим в польском отделении абвера. После недавних арестов все прежние связные были арестованы, и этот «офицер абвера» нынче работал в пустоте, а информация, которой он обладал, была бесценной – это были списки и особые приметы, а также даты, места заброски и будущие явки уже готовых к заброске выпускников Варшавской разведшколы абвера.

Как не без оснований полагал генерал Николаев, все прежние связные провалились потому, что в недрах ГРУ завелся «крот», поэтому заброску Юрия и Кати готовили в обстановке немыслимой даже для ГРУ секретности. Н. Н. Николаеву поручено было «невзначай проговариваться» о том, что конечный пункт заброски – Париж. О том, что в действительности это будет Варшава, кроме них двоих известно было только двум генералам – Н. Н. Николаеву и самому генерал-лейтенанту Панфилову, сменившему генерала Голикова на посту начальника ГРУ.

Он, Юрий, то есть теперь уже журналист Жорж де Круа, уроженец Эльзаса, француз по отцу (графу, кстати; род прослеживается с XII века) и немец по матери, урожденной Марте фон Лансдорф, отправлялся в Варшаву в качестве якобы корреспондента одной фашистской газетенки, дабы взять интервью у немецких офицеров, прибывавших на отдых в Варшаву с Восточного фронта, а если повезет, то и у самого рейхсминистра Альфреда Розенберга,[22] который, возможно, тоже окажется в Варшаве в это время. Все было продумано до мелочей. Настоящий Жорж де Круа, которого наши люди как раз на пути в Варшаву и похитили, оказывается, так же, как и он, Юрий, хромал на правую ногу (в юности неудачно упал с лошади), тоже носил очки с сильными линзами, к тому же окончил физико-математический факультет Берлинского университета, так что он, Юрий, как специалист по математической физике, мог не бояться возможных проверок по части своего образования.

И еще одна деталь. Настоящий де Круа как-то раз по пьянке хвастался в кругу друзей, что завел некогда интрижку с одной замужней дамочкой, имени которой не называл, и дамочка эта, сбежавшая от старика мужа в нейтральный Стокгольм, в письме обещала как-нибудь его навестить. В общем, сходилось все просто замечательно.

Все дальнейшие инструкции они должны были получить лишь накануне отлета – тоже, видимо, из неких конспиративных соображений.

До момента заброски оставалось двое суток, а пока им было разрешено отдохнуть.

Машина остановилась возле знакомого уже большого дома на улице Горького.

– Неужели?! – радостно спросила Катя.

– Да, да, ваша прежняя квартира, – кивнул генерал Николаев, протягивая ей ключи. – Ваш супруг, лорд Сазерленд, за нее все это время исправно платил, так что все там осталось по-старому. Пойду-ка вас провожу…

Когда поднимались по лестнице, он заговорил тихо:

– Прошу там, в квартире, о задании – ни слова.

– Нас могут прослушивать? – спросил Юрий.

– Все может статься…

– Кто, ваши?

– Нет, наши этого делать, конечно, не станут, а вот за параллельную контору… – судя по всему, он имел в виду НКГБ, – за нее ручаться, увы, не могу… Кстати, о содержимом холодильника мои ребята позаботились, так что пользуйтесь на здоровье… Ладно, идите отдыхайте, в нужное время я за вами приеду.

Если бы сейчас кто-нибудь у него спросил, сколько же суток он не спал, то он, Н. Н. Николаев, вряд ли смог бы ответить – уже потерял счет бессонным ночам.

Юрию прежде довелось побывать в этой огромной, роскошной квартире только один раз и сейчас, как и тогда, он ощутил запах уюта и благополучия, которыми его, а с некоторых пор и Катю, не баловала жизнь.

Душ в большущей, отделанной зеркалами ванной принимали вместе, тесно прижимаясь друг к другу. А дальше…

Господи, как давно они не оставались наедине!..

Юрий взял ее, нагую, на руки и отнес в спальню. Вот на этой огромной кровати у них и случилось это четыре года назад в первый раз.

– Ты помнишь, какое сегодня число? – шепнула она.

– Помню, – кивнул он.

Да, нынче была как раз четвертая годовщина. Как много всего за эти четыре года произошло! Но сейчас не хотелось об этом вспоминать. Сейчас они снова рядом, вдвоем, одни-одни на этом свете!.. Как тогда…

…Потом уже, набросив халатик, Катя вышла на кухню, и оттуда донесся ее возглас:

– Ого! Богато живем!

Через пару минут она принесла поднос, на котором стояла бутылка шампанского и лежала всякая снедь, немыслимая по нынешним карточным временам, – и черная икра, и балыки, и даже дольки ананаса! Да, «ребятки» генерала Николаева потрудились на славу.

– Как будто мы уже в Париже! – нарочито громко проговорил Юрий, на что Катя, подыгрывая ему, ответила:

– А ты привыкай, привыкай! – и поцеловала его. – Привыкайте, ваше графское сиятельство. Если будете потом требовать только селедку с картошкой, то Европа вас не поймет. – А потом на ухо шепнула: – Да и Варшава – это все-таки не Нахаловка.