Слепень

После ужина с Вероникой Альбертовной, он колдовал на кухне. Адвокат растворил в кипятке один золотник[6] буры[7], два золотника борной кислоты и шесть золотников сернокислого аммония. Размешав хорошенько содержимое, горничная вынесла кастрюлю в сад и, дождавшись, когда вода остынет, вновь принесла в дом. Тут же появился Клим Пантелеевич, который погрузил в воду лист писчей бумаги и почтовый конверт. Дав им хорошенько пропитаться раствором, он натянул над печью верёвку и на неё прищепкой прикрепил бумагу с конвертом. Не прошло и получаса, как они совершенно высохли.

Уже в кабинете Ардашев обмакнул перо в чернильницу и написал:

«Милостивый государь!

Вы именуете себя Слепнем, однако мне известно Ваше настоящее имя, фамилия и место службы. Спешу уведомить, что на свободе вам осталось гулять не более четверти часа, после того, как вы дочитаете до конца это письмо. Вы, надеюсь, заметили, что вскрыв его, угодили в ловушку…».

Когда текст был уже готов, адвокат аккуратно согнул лист и обсыпал его со всех сторон карандашным порошком. Той же процедуре он подверг и внутреннюю часть конверта. Запечатав письмо, наклеил марку и вывел адрес.

XV

Начальник Ставропольского отделения Терского областного жандармского управления Владимир Карлович Фаворский – высокий подтянутый красавец с открытым лицом и закрученными в спираль модными усами – своей службой был доволен, хотя никогда и не думал, что боевому офицеру, прошедшему японскую компанию, и получившему ранение, придётся гоняться за анархистами, эсерами и большевиками. Бывший штаб-ротмистр 17-го драгунского Нижегородского Его Величества полка возглавлял местное жандармское отделение уже четвёртый год. За это время ему удалось полностью охватить миллионное население губернии под свой контроль. И это при том, что в Ставропольском отделении по штату было всего три человека. Как следовало из его многочисленных донесений на имя начальника Терского областного жандармского управления полковника фон Оглио, основную головную боль для Фаворского представляли студенты, приезжающие на каникулы, учащиеся мужской гимназии и духовной семинарии, «учинявшие беспорядки и распространявшие преступные прокламации». Доставлял хлопоты писатель Илья Кургучёв с братом Гавриилом, а так же несколько лиц из числа социал-демократической организации (эсеров): нотариус Георгий Праве и мещанин Нахман Лещинский.

Молодой офицер удивительно легко сходился с людьми. За короткий срок он сумел обзавестись довольно широкой агентурной сетью в сравнительно небольшом городе. Вербовочные беседы он проводил лично, встречаясь с «объектами» на конспиративных квартирах или в гостиницах.

Своих тайных помощников Фаворский всячески оберегал от житейских неурядиц и помогал им, как мог: устраивал в приказчики, через влиятельных лиц добивался повышения по службе, а лавочников избавлял от мелочных полицейских придирок. Благодаря агентуре ротмистру и удалось выявить лабораторию по изготовлению взрывчатых веществ в губернской столице. При обыске были изъяты уже готовые «средства для проведения террористических акций: цилиндрическая бомба огромной разрушительной силы, начинённая стальными обрезками, а так же два десятка бомб» поменьше. Кроме того, в тайнике, как явствовало из рапорта Фаворского, находились: «склянки с азотной и серной кислотой, гремучая ртуть, несколько фунтов бертолетовой соли, бикфордовы шнуры, паяльные лампы, линейки для определения калибра, гипс, воск, различные стеклянные трубки и колбы. Все лица, причастные к преступному производству задержаны и на время следствия помещены в городскую тюрьму».

Однако одному из сообщников удалось скрыться. На него и составлял сейчас словесный портрет жандармский ротмистр, прибегая к помощи сильной бронзовой лупы, через которую он разглядывал фотографию подозреваемого.

Макая перо в чернильницу, Фаворский выводил каллиграфическим почерком текст розыскного листа: «Наперстный Роман Викторович, мещанин, двадцати восьми лет, роста выше среднего, телосложения худого, сутулый, волосы чёрные, с небольшими усами, бороду бреет, глаза серые, лицо продолговатое, жёлтое, нездоровое, под правым глазом имеется особая примета – родинка». Как раз в этот момент и раздался стук в дверь. Ротмистр по уже выработанной привычке сначала убрал бумаги в стол и только потом разрешил войти.