Слепящая тьма. часть 2 (СИ)

Срочку он отвоевал в горах, в Кундузе, в составе пятьдесят шестой десантно-штурмовой бригады. Ходил в горы. Привычный к охоте в тайге, к многодневному одиночеству, он начал выходить в одиночные рейды по окрестностям. Это было проблемой для командования — такого понятия, как одиночный рейд в боевых уставах Советской армии вообще не было, в случае его гибели попало бы всем. Но после нескольких операций комроты, скрепя сердце, стал его отпускать. Поверил…

В Афганистане было не сложнее чем в лесу. Горы — ну, горы, зато не замерзнешь. Духи — духи, но подкрасться к белке намного сложнее чем к потерявшему бдительность человеку. Жара… можно пережить, переживал же холод.

И духи вскоре научились бояться его. Он не ставил никаких задач — занять вот тот кишлак или зачистить район. Он садился в засаду, а увидев караван или бандгруппу — стрелял. Если бандгруппа была большой — в бой не ввязывался, отходил. Преследовать — желающих не было.

Вот только провинция, в которой служил срочку Старый быстро стала пользоваться среди духов недоброй славой, количество желающих вырезать кишлак или забить колонну в том районе сильно поубавилось. Потому что неуловимый снайпер-шурави угрожал всем и никому, он был везде и нигде, он просто убивал. Он мог подстеречь где угодно — на ночном привале, при выдвижении к месту проведения засады, на отходе. Раз за разом, выстрел за выстрелом. И вот люди, присланные "Пешаварской семеркой" были вынуждены объявить награду в долларах за голову неуловимого шурави, наводящего страх на целую провинцию. Награда эта так и не была востребована.

Потом много что было. Выпуск его уже в качестве офицера из Рязанского училища пришелся как раз на 1992 год — год тьмы, год позора, год разрухи. Год предательства — хотя многое предали и продали уже до этого. Офицеры, выпущенные училищем ВДВ были никому не нужны. Устроился в 201 МСД — там как раз был жуткий дефицит кадров. Потом перешел в погранвойска…

Сейчас Старый был в своей стихии. Ночной бой. Снайперская тройка — с крупнокалиберным Барреттом, бесшумной AW 338 и пулеметом. Пулемет — это на крайний случай, если уж совсем припрет. А так — в две винтовки можно выбить целую роту, особенно учитывая их позицию — на самом гребне.

Помимо того, что на его Барретте стоял термооптический прицел, на нем стоял еще и специальный пламегаситель. Толстая, короткая, сделанная вручную на станке и приваренная к стволу "сосиска", она не глушила звук выстрела, но снижала его и самое главное — рассеивала. В сочетании с полным отсутствием дульного пламени это делало для талибов задачу определения его позиции практически нерешаемой…

Он видел бой в Кишлаке — но не мог стрелять. Потому что риск был слишком велик. Где свои, где чужие — на таком расстоянии, да еще ночью не определишь. И поэтому он просто ждал.

И дождался. Выходя из кишлака, они отсигналили специальной вспышкой, хорошо видимой в окуляре термооптического прицела. Группа шла медленно, прикрывая огнем друг друга, кроме того они тащили что-то тяжелое. Старый машинально пересчитал — шестеро.

Шестеро…

Расплываться, оплакивать — было решительно некогда.

— Барин.

— На приеме.

— Секи с тыла. Не шуми.

— Понял.

— Снег.

— На месте.

— Взять на прицел. Работай, как сможешь. Свободная охота. Я начинаю.

— Понял. Я жду…

Первый…

Талибы опомнились — они поняли, что группа уходит. Их остатки ринулись на перехват — на горном склоне все решает огневая мощь. Количество стволов и количество пуль, которое они могут выпустить. Поле — не кишлак, там нет дувалов и укрытий. А уходящие — они все равно будут идти медленнее, чем те кто их будет преследовать из-за груза…

Они не знали, кто на самом деле был в кишлаке, и кого они на самом деле должны были охранять. Это было понятно — если бы о месте пребывания Осамы сообщали всем боевикам, он давно был бы схвачен поисковыми группами НАТО. Те кто знал — несколько полицейских из личной охраны шейха — уже полегли. А остальные не знали ничего. И стреляли — не задумываясь.