Слепящая тьма [СИ]

Но сами по себе беженцы были никому не нужны. Они были нужны Саудовской Аравии, как питательная среда для распространения ваххабизма. Они нужны были Пакистану, как основание для поступления в страну оружия и международной помощи. Они нужны были и США как пушечное мясо для войны против советской армии в Афганистане. Но самое главное — всем нужны были их страдания, а не нормальная жизнь — в этом случае афганцы попали в ту же ловушку, что и палестинцы. Они нужны были именно как страдающий, изгнанный со своей земли народ. Никто даже пальцем не пошевелил для того, что бы хоть как-то устроить жизнь афганцев — почти все поступающие в их адрес деньги расходились по карманам и швейцарским счетам…

После ухода СССР из Афганистана они и вовсе перестали быть кому-то нужны, более того — они стали помехой. Пакистанского или какого-либо иного гражданства им не предоставили. Нормальных условий жизни им никто и не собирался создавать, ни тогда, ни тем более сейчас. После ухода советских войск из Афганистана многие моджахеды вернулись в Пакистан. Кто-то ушел в криминал — пакистанские суды получили указание применять смертную казнь к афганцам максимально широко. Многие ушли во всемирный джихад — моджахеды всплывали как основная ударная сила исламских террористов и в Сомали и в Алжире и во многих других местах. Кто-то вернулся в разгромленный, разграбленный Афганистан, многие там занялись наркоторговлей. А кто-то продолжал жить в своих хибарах, зарабатывая деньги, чем придется — уже третий десяток лет…

Из района мы выехали на бурубухайке — так назывались местные транспортные средства, на которых перевозилась основная часть грузов и на которых держалась вся местная торговля. Водители вступали в кланы, их было около сорока, и каждый клан оформлял машины по-своему. До индийских машин, больше похожих на передвижные храмы, им было далеко — но все равно на фоне безликих американских траков, все украшения которых часто ограничивались множеством лампочек, эти машины смотрелись необычно и шикарно.

Как оказалось, мы сумели таки вырваться из зоны оцепления — но все равно Мехмет вывез нас в кузове, закрыв грязной дерюгой и навалив сверху каких-то коробок. Куда он нас вез — я не знал, но судя по всему на одну из явочных квартир в самом городе. В Карачи до сих пор продолжалась поисковая операция, над городом кружили вертолеты пакистанской армии…

Явка оказалась обычным доходным домом, в таком жили мелкие торговцы, приезжавшие в Карачи за товарами. От порта он был далеко, поэтому и цены здесь были относительно умеренные. Рядом были склады для товара с эстакадой для загрузки грузовиков.

Айша исчезла только к вечеру, объяснив что несколько дней мне надо будет побыть здесь, пока не спадет накал поисковой операции. Здесь для меня будет — самое безопасное место. О чем-то поговорив с владельцем — по виду тоже афганцем, она отвела меня в потайную комнату, вход в которую был только на товарном складе. Поразмыслив, я решил остаться…

Не то, чтобы я не мог уйти из города — нас учили проходить фильтрацию в куда более тяжелых условиях, на территории Советского союза, действовать против КГБ. А это куда более серьезный противник, чем местная ИСИ. Но имеющиеся на руках карты нужно разыгрывать до конца — произошедшая ситуация, которую не сможет подстроить ни одна разведка мира, нужно было использовать на сто процентов.

Комната моя, если и отличалась от тюремной камеры — то ненамного. Небольшая — четыре на четыре, с тусклым плафоном вместо освещения, без окон. Замаскированная в стене дверь, на всякий случай замаскированная еще и тюками с товаром. Из мебели — только деревянный стул и лежак, с мохнатой шкурой какого-то животного вместо покрывала. И накрытое крышкой ведро…

Кормили примитивно, но хорошо, относились ко мне, как мне показалось, с уважением и опаской — но без враждебности. Полицейские здесь популярностью не пользовались, власть ненавидела народ и народ отвечал ей тем же. Посредниками между властью и народом выступали полицейские и армия, а средством диалога были автоматы и пулеметы…

Тот, кого я ждал — первое звено в длинной цепочке террористической сети, пришел ко мне уже на следующий день, примерно в обед. Поставил на пол пластиковый бутыль с водой, девятнадцатилитровый, какими снабжают международную коалицию в Афганистане, поставил рядом на пол большое, накрытое крышкой блюдо с моим обедом. Сел на стул — по-американски, задом наперед, с любопытством уставился на меня. Посредник был худ, невысок, молод…

— Меня зовут Мехмет. А тебя?

— Гордон…

— Гордон… Ты американец?

— Да…

Мехмет замолчал, глядя мне в глаза не отрываясь. Видимо, пытался просчитать дальнейший разговор. Интересно, а он что думал, что я буду отказываться от того, что я — американец?

— Кто ты?

— Я моряк. Всего лишь моряк, с сухогруза «Катания». Ошвартовались сегодня утром в вашем порту.

— Моряк… Айша говорит, что ты совсем не моряк. Она говорит, что ты убил полицейских.