— Ничего подобного, — уверенность в этом не покидала меня ни на секунду. — Эта вещь — подтвержденный факт, такой же неоспоримый, как подводная лодка. В нем нет ничего сверхъестественного. Раз уж на то пошло, я лично сомневаюсь в существовании ЧЕГО-ЛИБО сверхъестественного. Любой феномен, на первый взгляд такой волшебный, становится весьма банальным, стоит только его объяснить. Не правда ли, ты и сама уже начинаешь привыкать к этому кольцу?
— Да-а, — неохотно признала она. — Я имею в виду — частично. Если бы только на месте Гарри был кто-то другой!
— Конечно, — поспешил ответить я. — Я лишь хотел разъяснить, что мы тут не с колдунами боремся. Эта великая тайна станет ясна, как белый день, и чертовски скоро!
— У тебя есть предположения? — с надеждой спросила она.
— И даже несколько. В этом-то и загвоздка! — вынужден был признать я. — Я не знаю, за каким из них стоит следовать до конца… В конце концов, это может быть что-то спиритическое или же то, что подпадает под определение «психологическое расстройство». Иными словами, просто галлюцинации.
— О нет, это точно не подходит! — с явным огорчением возразила она. — Я знаю, что видела! Я бы усомнилась в своем рассудке, если бы думала, что это все — плод моего воображения!
— Я тоже. Что ж, отложим спиритическую теорию; остается вероятность некоей нераскрытой пока что научной тайны. И если Рамда ее знает, то всё дело сводится к простому злодейству.
— Но как он это делает?
— В этом-то и весь вопрос. Однако я уверен в одном, — я указал на кольцо, — наши друзья исчезли, и теперь оно снова тускло светился бледно-голубым светом. И это кольцо совершенно реально; оно не галлюцинация. Оно существует как ночью, так и при свете дня, ему не нужны для этого какие-то особые условия. Это не обман и не иллюзия. Словом, это кольцо — всего-навсего феномен, которого наука ПОКА ЧТО не в силах объяснить! Ему может быть и будет дано объяснение — это зависит от нас! После того, как мы поймем присущие ему свойства, мы совсем скоро сможем спасти Гарри!
И вот тогда-то и случилось самое странное. Это было так неожиданно, настолько не предварено чем бы то ни было, что меня бросает в дрожь по сей день, стоит только вспомнить.
Из камня на пальце Шарлоты — или, скорее, из воздуха, окружавшего кольцо — раздался звук, в природе которого невозможно было ошибиться. Мы ничего не увидели — только услышали. Звук был настолько чистым, громким и пугающим, словно источник его находился в той же комнате, где мы обсуждали происходящее.
То был резкий, радостный собачий лай.
Глава XX
Дом чудес
Снова пересматривая только что написанное, я чувствую глубокую признательность. Я благодарен как за то, что мне выпало рассказать об этих событиях, так и за то, что никому после меня не придется объяснять эту сумятицу.
В самом деле, если бы я не знал, что буду иметь удовольствие сложить вместе кусочки этой головоломки и указать на относительно простое ее объяснение, если бы мне пришлось отступить и оставить вместо законченного отчета всего лишь собрание щекочущих любопытство секретов, мне и вовсе не стоило бы приниматься за дело. Вместо этого я должен был бы оставить всё как есть, чтобы кто-нибудь другой довел его до ума должным образом.
Всё это, как вы скоро поймете я излагаю во многом для того, чтобы собраться с силами и мужеством перед лицом истории, которую нынче обязан поведать.
Но прежде, чем продолжить, я обязан упомянуть одну деталь, которую Гарри по своей скромности умолчал. Он был — или же остается — человеком необыкновенно приятной наружности. Я вовсе не намерен приписывать ему красоту греческого бога — при росте в пять футов семь дюймов это выглядело бы смешно. Нет, своей радующей глаз внешностью он был обязан тем, что черты его выражали некое внутреннее благородство, способное украсить самое невзрачное лицо. Самолюбие способно изуродовать даже самые безупречные черты — бескорыстие же украшает.
Более того, по той лишь причине, что он дал Чику Уотсону слово носить кольцо, Гарри взял на себя самую опасную задачу, которая только могла лечь на плечи человеку — и проиграл. Но даже знай он заранее, что с ним станет, всё равно, не отступился бы от своего обещания. И поскольку в его миссии был некий азартный интерес, поскольку она вовсе необязательно должна была закончиться трагически, он, вероятно, получил определенное удовольствие от самого значимого опыта в своей жизни.
Но я не таков. Честно говоря, я привык приспосабливаться к обстоятельствам и считать себя до мозга костей практичным малым. Я искренне восхищаюсь идеалистами, но куда большее восхищение у меня вызывает благополучный исход любого предприятия. К примеру, я очень редко даю обещания, даже по пустякам, так как с радостью нарушу слово, если позже окажется, что, сдержав его, причиню больше вреда, нежели пользы.
Я прекрасно понимаю, что ступил на опасную почву, и всё же должен представить на суд читателя то, чего добился в этом мире, как доказательство того, что мое отношение к жизни вовсе не так скверно, как кажется на первый взгляд.