Мы сидим на диване вместе. Её запах сандала теперь не вызывает никаких негативных чувств. Клэр взяла на себя бразды правления в моем доме: смогла разобраться на нашей хаотичной кухне и даже заварила чай. Кажется, что она даже не заметила окружающего бардака. Её тонкие, длинные пальцы мягко поглаживают мою голову, но я не чувствую жалости. Только медленно возвращающееся спокойствие. Приготовленный ей молочный улун отдает сладким, карамельным привкусом.
— Мы с Брайаном знали друг друга с самого детства. Его мама работала у нас, и на протяжении пары лет притаскивала его с собой, потому что отца, как и денег на няню, у них не было. Мне десять, ему четырнадцать, и, конечно, я думаю, что он — моя первая любовь. В том возрасте я была ему не нужна, да и Брайан ещё не был таким испорченным. Мелкая, мечтательная девочка не получает ответа и, как мне тогда казалось, желанной взаимности. Впрочем, ничего страшного: это было детство, ничего серьезного, да и родители быстро вовлекли меня в новое увлечение, из-за которого мысли о влюблённости улетучились. Мы росли, он все реже приходил, а потом и вовсе перестал. Так меня и отпустило.
Она делает неторопливый глоток и расплывается в теплой улыбке, мягко взъерошив мне волосы.
— Мне было семнадцать, — Клэр тихо усмехается и прикрывает глаза, — и я встречалась с одним плохим парнем: он гонял без прав, играл в своей рок-группе, бил татуировки и выкрадывал меня по ночам. Мама истерила, папа лишал карманных средств, дошло до домашних арестов, но для нас это не было помехой. В глубокие ночи, когда родители спали, я пускала
Клэр тяжело выдыхает, но улыбка с её губ не сползает. Глаза на миг загораются чем-то теплым. Видно, что она любит это вспоминать, ей нравится эта часть её юности и жизни.
— Картер хотел сбежать: уехать далеко, накопить на трейлер, не привязываться к одному месту. Увидеть все штаты, выступать, зарабатывать деньги игрой на гитаре. Он всегда звал меня с собой. Надеялся, что я закончу школу и сорвусь в бесконечное путешествие вместе с ним. Картер жаждал приключений и никогда не думал о будущем, а я знала, что его жизнь не для меня. Мы оба ждали, что кто-то из нас изменится, но этого так и не случилось. Я выпустилась и получила приглашение на собеседование в университет мечты, Картер довез меня, и мы попрощались, оставив последние послания друг на друге. Он набил мне своей рукой
Клэр со всей любовью погладила место своей тату и подмигнула, кивнув на мою подвздошную кость.
— Брайан начал бегать за мной после двадцати. Не давал мне проходу, все пытался добиться внимания. Когда это удалось, мы начали встречаться. Шло время, дело дошло до постели, и тогда мы впервые расстались. Брайан считал, что я должна была ждать его, упиваться влюбленностью по детству и быть чистой, ни с кем не связываться, не целоваться и, тем более, не спать. Он всерьез думал, что моя девственность предназначалась ему. Я приняла наш расход, но не прошло и года, как О'Нил снова окучивал меня, осыпал извинениями и красивыми ухаживаниями. Он всегда умел приседать на уши, и мы решили попробовать снова. Потом были месяцы, полные удовольствий и счастья, а через год Брайан узнал от наших общих друзей историю моей татуировки, о которой он никогда не спрашивал. Тогда О'Нил стал невыносимым: вечные обиды, пренебрежение, попытки вывода на ревность, умышленные попытки игнорирования, сброс звонков и отмена планов. Меня это не трогало: только отдаляло от него и дико раздражало. Он вовремя понял, что со мной не работают подобные манипуляции, и сменил тактику. Начал умолять перебить эту татуировку, давить на жалость, предлагать свести её, обещать за это всё, что угодно. Но я знала, что никогда не откажусь от Картера и той удивительной подростковой любви. Брайан сходил с ума ровно до тех пор, пока не понял, что теряет меня. Один серьезный разговор — его нормальное поведение, наши вновь хорошие и, как мне тогда казалось, здоровые отношения. Тогда я
— Спасибо, что рассказала мне об этом, — я тепло улыбаюсь и беру её за ладонь, — теперь мои кости играют совсем другими красками.
Клэр откидывает голову на спинку дивана и мягко пододвигает меня на плечо, подставляя его вместо подушки. Старая боль, спрятанная тревога и недомолвки отпускают меня, выходя из души с каждым выдохом.