Слепое солнце

— Ну, зачем же сразу ненужный? Поправитесь, обязательно определим куда-нибудь, не волнуйтесь. Люди с образованием везде нужны. У нас много работы — диспетчеры на телефоны в магических лавках, консультанты… — бодро возразил Иерарх. Иерарха, кажется, Ранульф зовут.

— Консультанты, — повторил Джозеф, пробуя новое в отношении себя определение на вкус. Да, сталкивался он с такими «диспетчерами» и «консультантами» — в некоторых Светлых лавках есть обязательная квота мест, предоставляемых всяческим убогим и сирым. Однажды сам пытался полчаса выбить из туповатого заикающегося паренька-«консультанта» лет двадцати приметы грабителя. Отчаялся, пообещал себе впредь отправлять на опросы Мартена, проклял глупость «подрастающего поколения». Чуть не сорвался на того Янека. А потом оказалось, парнишка контужен в какой-то случайной стычке. Глаза мутные, полуосмысленные. Устыдился, пожалел беднягу, но и остался на душе этакий привкус брезгливости и даже презрения. Конечно, старательно и цивилизованно подавленный. А теперь вот самому так позориться предлагают.

— Не волнуйтесь, без средств существования мы вас ни в коем случае не оставим, — ничего этот Ранульф не понимает. Если бы только средства к существованию. — Сейчас панна Фрига зачитает вам документы, и вы подпишитесь. Потом еще Клятва о неразглашении… Панна Фрига, пожалуйста.

Подпись вслепую, наощупь, Клятва же вслепую. Там нужно кровью скреплять, с непривычки и сослепу резанул запястье глубже, чем полагается, побежал горячий ручеек. Довольная делегация ушла. Осталась только сиделка. Пыталась о чем-то малозначительном потрепаться, но, смущенная односложностью ответов пациента на свою болтовню, тихо ушла. Парень докрошил хлеб на подоконник, но воробей так и появился. Улетел по своим птичьим делам.

А Джозефу Рагеньскому было двадцать четыре года и ему только что пообещали должность обязательного прокаженного при Светлом магазинчике. Хозяева лавок если берут такого на работу, то освобождаются от обязательной десятины в пользу Баланса. Притом думая, что совершают благодеяние. Так что обязательно пристроят. И задвинут в темный угол, чтобы вида не портил. Никому не нужен. И это в двадцать четыре… И до самой смерти. В роду Рагеньских долго живут, лет до восьмидесяти. Это же еще почти шестьдесят лет потемок и ненужности! И Луиза ушла. Здесь всё кончено. И крутым оперативником стать тоже не сбылось, получается. Ныло запястье, ответ напрашивался сам собой. Чем унижаться, не лучше ли?.. Принесут ужин, там слева на подносе нож лежит. Конечно, тупой столовый. Но раз уж лежит, почему бы не проверить, насколько он туп. Просто попросить, чтобы ужин оставили, дескать, позже поем. А потом только момент выбрать. Точно. Точно… Лихорадка нетерпения.

Так задумался, что не заметил, как вошли. Вздрогнул от тяжелого, мертвенного за спиной:

— Мне всё сказали, сынок.

Мама. Пришла. Ну да, сегодня же приемный день.

— Насчет того, что я больше не маг? — уточнил на всякий случай.

— Да.

И тихо. Очень тихо — не дождавшись воробья, затворил окно.

— Мам? Ты там… не плачешь? — мама умеет вот так, бесшумно, одними глазами плакать. Джош помнил хорошо, хоть и был тогда мальчишкой — после смерти отца она так над могилой… — Ты присядь.

— Не нужно. Бедный мой!

В миг преодолела восемь шагов комнаты, заключила в тесные объятья, как если бы Джош намеревался вдруг истаять в воздухе. Завсхлипывала на сыновней груди.

— Мам, пожалуйста, не нужно, — в груди рос комок. И если дальше так — Джош же не сдержится! — Мам…

— Не буду. Сейчас. Ты не обращай на меня внимания, на дуру старую.

Отстранилась, оставила на футболке спереди мокрый холодок слёз.

— Ты не глупая и не старая.

Сорок пять лет, между прочим. Иные чародейки в этом возрасте только-только замуж выходят. И ребенка еще вполне могла бы родить.

— Не плачь.

— Не буду. Всё хорошо. Но, Джош, как же так? Нет, ничего… ничего… Живут же простецы. Переживем и мы.

— Простецы… Они иначе живут.

— Да кому они нужны, эти Способности?! — преувеличенное воодушевление. — А если насчет денег — то ничего, с голоду не помрем. Я маленько скопила, думала вам с Луизой… на свадьбу… ой… Сынок…

— Ничего, мам. Всё нормально.

Про Луизу не следовало. Луизы в джошевой жизни больше нет. Она предлагала «остаться друзьями». Но это еще сложней, когда любимая девушка рядом, только уже не твоя девушка, а всего лишь «друг».

— Вот что! Поправишься, продадим твою квартиру в Познани, увезу к себе! С такими деньгами в деревне можно вообще всю жизнь на печи валяться, еще детям останется!

И она не понимает, как тот Ранульф. Уж лучше голодать, чем на печи валяться. Да еще всю жизнь. Ныло запястье, просило закончить начатое. Так интересно всё же, сколь тупы столовые ножи?

— А в деревне девушки хорошие, не то, что ваши городские расфуфыренные девки гулящие.

— Мам, не трогай Луизу.

— Да я, собственно… Не о ней. Просто видела на улице… девица с голым пузом!

— Мам…

— Ничего. Это я так… глупая женщина…Просто найду тебе невесту хорошую, деток заведёте.

Тоска какая… Глубокая и тошнотворная.

— Мамочка, послушай, я не…