- Найди мне желтый пояс с черепаховой пряжкой, - велел Сейфуллах. - Его цвет всегда напоминал мне ослиную мочу. Не знаю, что означает желтый у вас, но мы считаем его цветом презрения. Если хочешь заявить о своем плохом отношении к человеку - пошли ему букет желтых лилий. Жаль, что на том поясе нет черной каймы. Жены керхов вяжут своим мужьям желтые платки с черными краями. Если воин бросит на врага такую тряпицу, укуса скорпиона тому не миновать.
Регарди молча склонился над сундуком. Он с трудом боролся с сонливостью, мечтая быстрее обслужить Сейфуллаха и закрыться в комнате. Ему нужно хоть немного побыть одному. Как назло, у Аджухама было на редкость общительное настроение.
- Сегодня утром я видел двух драганов, которые, как идиоты, подметали улицу, - сообщил Сейфуллах. - Хотелось бы надеяться, что у Маргаджана все плохо, и его воины начали сходить с ума, но, скорее всего, это какой-то обряд. Что думаешь?
- Какой-то обряд, - невпопад ответил Арлинг и протянул ему пояс.
Запах свежесрезанных веток чебриуса тревожил его с тех пор, как он покинул ворота школы. К нему снова непрошеным гостем стучалось прошлое. В Согдарии считали, что, приходя за душой человека, смерть оставляла после себя следы, которые со временем превращались в сорняк, чебриус. Темно-бурая травка с длинным, в полсаля, корнем росла везде и доставляла немало хлопот огородникам по всей Согдарийской Империи - и Великой, и Малой. Даже океан не был препятствием для чебриуса, и драганы с удивлением обнаруживали его в новых завоеванных землях, где не было ничего, что напоминало бы им родину кроме темно-зеленого сорняка с колючей верхушкой. Он рос там, где ему вздумается, гуляя по миру так же свободно, как смерть.
Подметая землю ветками чебриуса, воин кланялся убитым врагам и просил себе достойной кончины. Обряд не одобрялся церковью Амирона, которая активно боролась с язычеством, но избавиться от него так и не удалось.
- Ну и что ты мне дал? - возмущение в голосе Сейфуллаха было неподдельным. - Красный означает, что я буду чтить его предков. Я желаю, чтобы их души горели в аду, а ты предлагаешь мне на весь Балидет заявить, что я уважаю его родню?
Пояс полетел обратно в Арлинга. Он поймал его, озабоченный тем, что перепутал цвета. Проведя пальцем по гладкой ткани, халруджи с тревогой прислушался к собственным ощущениям. Теплота материи и рельеф узора угадывались с трудом, а знакомых ассоциаций с цветом не возникало. Еще немного, и он начнет спотыкаться на ходу. Может, иман был прав, и халруджи был способен только на то, чтобы найти дорогу в дворцовый погреб и открыть дверь для Беркута? Здорового, зрячего, знающего Беркута. Опытного и посвященного. Настоящего воина.
Тем временем, Сейфуллах сам отыскал пояс нужного цвета и пытался справиться с черепаховой пряжкой.
- Тебе плохо? - вдруг спросил он, и Арлинг от неожиданности растерялся.
"Как ты догадался, господин? Да на мне живого места не осталось, и если я сейчас не вздремну хотя бы часок, вечером вас будет некому охранять. И открыть дверь Беркуту тоже будет некому".
Но вслух он сказал:
- Спасибо за заботу, господин, я в порядке.
- Ладно, - пробурчал Аджухам, примеряя расшитый золотой нитью и изумрудами кафтан. - У меня было тяжелое утро.
Это звучало почти как извинение. Наверное, Регарди должен был растрогаться.
- Вы говорили с отцом? - догадался он.