— А ты, кажется, хочешь, чтобы тебя изнасиловал грязный разбойник, а после продал в рабство растленному аквилонскому барону для гнусных утех? — резко возразила Соня.— По мне, так лучше умереть. Впрочем, я рассчитываю бежать отсюда. Кто со мной?
Девушки смотрели на нее широко раскрытыми глазами. Соня глубоко вздохнула и стала незаметно продвигаться все ближе к Абахи. Вот уже ее отделяют от разбойника каких-то два шага… Один…
Неожиданно Абахи очнулся от приятной полудремы и уставился на Соню. Он оценивающе смерил взглядом ее фигуру, а затем молниеносным движением схватил свой меч, лежавший рядом с ним на скамье, и рассек им воздух.
— Ну что, моя красавица? Не ожидала? — произнес он с внезапной улыбкой.— Неужели холодная сталь милее тебе… другого оружия мужчины? — Он еще раз окинул ее с головы до ног взглядом рыночного торговца.— Ты, правда, лошадка тощая и жилистая, но для доброй скачки, может быть, и не так уж дурна… Ну, будь умницей, девочка, дождись своей очереди — и я не заставлю тебя долго ждать.
Он улыбался все шире, довольный своим остроумием. Соня почувствовала, что краснеет, и рассердилась на саму себя.
Как же ей теперь выполнить задуманное, когда она упустила возможность захватить негодяя врасплох? Может быть, если девушкам удастся отвлечь его внимание… Часть из них могла бы с криком побежать к двери, а часть — наброситься на разбойника со спины…
Но одного короткого взгляда, брошенного искоса, хватило, чтобы увидеть: киммерийки застыли, как громом пораженные. Они видели кровь Данеллы, но их ужас перед оружием грабителя был куда сильнее.
Соня перевела взгляд на меч в руке разбойника. В мерцающем свете факела клинок казался сгустком чистого пламени. Как только разбойнику с большой дороги удалось заполучить во владение такое прекрасное, благородное оружие? Соня не сомневалась в том, что подобный меч, наделенный собственной душой, способен выйти из-под власти недостойного владельца.
Меч завораживал Соню. Великолепный клинок, достойный выдающегося бойца. Острие, которое оставляет чистые раны… Боль заставляет на миг содрогнуться угасающее сознание… Боль, светлая, как горный поток, как раскаленный металл… А потом — объятия смерти, свет, ничто…
Соня тряхнула головой. Мысль о смерти, как всегда, таила для рыжеволосой воительницы что-то чарующее. Словно существовала незримая связь между Соней и клинком, который нес с собой чистую смерть.
Нет, эта благородная сталь не может иметь ничего общего с таким подонком, как Абахи. Отсветы огня волнами пробегали по клинку. Соня понимала, как опасно в такую минуту отдаваться на волю воображения, и все же не удержалась от соблазна: ей пригрезилось, что она зовет меч, и оружие отвечает ей.
Жаль, что она не владеет магическими способностями! Ну ладно, все это — бесполезные фантазии… Разбойника необходимо сбить с толку.
— Так ты меня убьешь? — спокойно спросила Соня.— А почем заплатит вам аквилонский барон за каждую новую наложницу?
— Откуда ты знаешь про аквилонского барона и его гарем? — удивился Абахи.
Соня с деланным равнодушием пожала плечами.
— Да мало ли что я знаю! Вот и хозяин этого меча… истинный хозяин… Ведь ты убил его ударом в спину, предательски, а?
Последняя стрела была выпущена Соней наугад, но оказалось, что она попала в самую точку. Абахи побагровел от ярости.
— А какое тебе до этого дело, девка?
— А! Вот ты как теперь заговорил! Правда глаза колет, не так ли, Абахи?
Соня сделала шаг к разбойнику. Он взмахнул мечом, и она отступила. И снова приблизилась, и вновь отступила. Ритм. Ему нужно навязать определенный ритм. А если она, Соня, собьется с ритма… Что же, боль, чистая, как свет, и разгадка вечной тайны смерти.
Но в глубине души Соня знала, что тайну смерти разгадывать ей еще рано. Она прислушалась к своему сердцу, стучащему, как молот, и усилием воли заставила его биться медленнее. Выровняла дыхание. Танец. Это просто танец.
Ваниры, предки Сони, вступая в смертельный поединок, пели — так они поступали в древности. Соня мысленно воззвала к ванирской крови, текущей в ее жилах,— наследию матери,— и запела. Это была быстрая танцевальная мелодия, которая захватывала тело помимо сознания и заставляла двигаться в определенном ритме.
Меч и его добыча превратились в партнеров в смертельном танце. Почти завороженный, следил Абахи за движениями Сони, которая вертелась, перескакивала с ноги на ногу, приседала и подпрыгивала, ни на мгновение не прекращая пения. Смертельная игра танцовщицы с клинком становилась все увереннее, и теперь видно было, что Соня в этом танце неоспоримо ведет. В душе Сони царил покой.
Внезапно сломав нить пения, она добилась того, чего добивались этим приемом ее далекие предки-ваниры: погруженный в определенный ритм соперник смешался. Замешательство Абахи длилось всего лишь долю мгновения, но для Сони этого оказалось достаточно: с громким криком она проскочила под занесенным мечом и изо всех сил ударилась о грудь противника всем телом, так что он потерял равновесие.
— Йори, Кима! — закричала Соня, обращаясь к самым решительным из девушек-киммериек.— Вперед!