Слепой дракон (СИ)

Трое подростков перелезают через забор и окружают маленькую девочку шести лет. Она пугается и делает «это». Всплеск сырой детской магии завораживает мальчиков-магглов, они возбуждаются и требуют ещё, просят странную малышку снова поднять в воздух ветку клена. Но девочка устала, спонтанный выброс магии её утомил, и она просит парней оставить её в покое. Раззадоренные мальчишки, впервые столкнувшиеся с чудом, не соглашаются, просят новых чудес:

— Ну покажи ты, это так клево, как в цирке!

— Да! Просим, просим, покажи!

— Но я устала, пустите…

И тут Родди приходит в голову идея:

— Ребята, а вы видели, как качнулся клен, когда она шуганулась?!

— Точно! Если её напугать…

И трое безголовых подростков, воровато оглянувшись, схватили маленькую ведьму и тишком уволокли к запруде, где и отвели душу, поиграв в экзорцистов и инквизиторов. Пытки всякие-разные; они прикладывали к её рукам жгучую крапиву и колючие стебли шиповника, расцарапывая ноги... Дальше больше, они сломали ей пальцы, задирали платьице, спускали панталончики и рассматривали промежность, стыдливо хихикая и перешептываясь. Потом эти юные франкенштейны задумались — а пролезет ли их пися в девчоночью попку? Проверили. За сим занятием их и застал разгневанный папа Персиваль. Его расправа была быстрой и без рассуждений — если занимаются сексом, значит взрослые и отвечать должны так же, по-взрослому. Круцио за Круцио, серия ударов Секо, Чары кнута… Он просто обезумел при виде маленькой изнасилованной дочери, окровавленной, заплаканной, с переломанными пальчиками. И чихать на то, что от кровопотери скончался Родерик МакБрайд, а двое других остались идиотами в инвалидных колясках. Зачем напал? Не знаю, не помню, выпимши был.

Стук молотка и вердикт судьи:

— Приговорен к пожизненному заключению в тюрьме Азкабан.

Маленькая Ариана Дамблдор тоже стала идиоткой. Боялась света, боялась травы, боялась магии. От света пряталась под кроватью, в шкафу и в чулане. Подышать свежим воздухом соглашалась только ночью, при свете полумесяца. На траву старалась не наступать, её детская психика не смогла принять тот факт, что мягкой травой нельзя причинить такую невозможно сильную боль. Она знала точно — можно. Случайный порез об осоку в пруду убедил её в этом постулате окончательно. Магия… вот её она теперь боялась больше всего. Мама ей с детства твердила, что магия всесильна, что она будет могущественной колдуньей, но именно магия ей навредила, и более того — она её не защитила. Не защитила, не спасла, когда напали трое мальчишек. А самое страшное, именно магией любимый папа убил того мальчика. Отцовский рев «Круцио», «Секо» оглушал, кричали мальчишки, извиваясь от боли, а на коже появлялись глубокие раны, нанесенные невидимым ножом. И фоном — свист незримого кнута. Её детский приговор ясен и тверд: магия — это страшно.

После того как отец скончался в тюрьме, Аберфорт понял, что ненавидит судей и магглов.

Кендра осталась одна с тремя детьми: сыновьями-студентами и чокнутой дочкой. Дочкой, которая боялась солнечного света, травы и магии. И если первых двух вещей она более-менее могла избежать: от света спрятаться в темном чулане, а траву, любую, просто обойти стороной; то с магией всё было сложней, она всегда была при ней. Почему она боялась света? Потому что свет — это боль. Обжигающая боль от прикладываемых к её коже крапивы и терна, она ослепляла до белых кругов перед глазами. С тех пор и повелось, ожог — свет — боль. Всё взаимосвязано, как видите. Никто не поймет, как устроено сердце матери, вместо того, чтобы упечь потенциально опасную дочь в клинику св. Мунго, Кендра предпочитала подвергать свою жизнь ежеминутной опасности. И даже более того, сделала попытки приучить сумасшедшую к свету или траве. Ну и вошла однажды к дочке в комнату вечером с букетиком безобидных фиалок, фиолетово-розовых, как цветки шиповника. И только боги с мерлинами ведают, что включилось в голове у дурочки… но так или иначе, а стихийный всплеск дикой магии вышвырнул Кендру вон из комнаты на лестничную площадку… а перила были низкими, второй этаж высоким, а шея — хрупкой.

Похороны папы, похороны мамы, кто следующий? Эта циничная мысль сама собой возникла в голове Аберфорта, и на всякий случай он предположил — я. Потому что его сиятельство Альбус собирался в кругосветное путешествие с дражайшим другом Гелли. Но у Ала хватило совести отказаться от странствий и остаться дома с младшими братом и сестрой. Хотя… лучше бы поехал! Потому что самовлюбленный и эгоистичный Гелли не оценил такого самопожертвования. И вперся к ним качать права и уламывать Ала на кругосветку. Дело было вечером, делать было нечего… привлеченные шумным спором, в гостиную спустились Ариана и Аберфорт. Красавчик Геллерт эмоционально втолковывал равнодушному Альбусу:

— Да пойми ты, Ал, второго такого шанса может не представиться! Мы должны поехать, мы должны стать первыми!

— Не хочу… — лениво буркает Альбус.

— Да почему?! Его идеи уникальны! Мы прославимся!

— Дурак твой Гитлер! — неосторожно восклицает Альбус.