Из Германии по договоренности за Гарри приехал человек, которого наняли в качестве сопровождающего. Звали его Густав Шеллинберг, это был довольно-таки невзрачный человечек, ростом примерно метр с кепкой да с подпрыгом, худенький до прозрачности и с невероятно огромным носом, у него были черные волнистые волосы и хитренькие маленькие глазки и, в общем, имел весьма жуликоватый вид. Отчего тётя Петунья чуть не передумала отпускать племянника, ещё бы, с таким-то типом! Но паспорт и документы герра Шеллинберга оказались в полном порядке, да и дядя Вернон добродушно прогудел в усы, что, дескать, характер и надежность человека не зависит от внешности, а сам он лично уверен в компентентности полковника Шелли. При этом сообщении тётя Пэт едва не подавилась от изумления — ч-чего-о-о??? Этот замухрышка — полковник?! Да уж воистину, внешность — обманчива… Дядя хохотнул, хлопнул хлипкого гостя по плечу, отчего у того ноги подогнулись и уволок в гостиную, угощать английским виски и выспрашивать новости, ну и повспоминать о былых армейских днях. Что называется — встретилась два товарища…
Гарри пока не знал, нравится ли ему мистер Шелли, но втайне надеялся, что они поладят, а в пути, глядишь, и получше друг друга узнают, не зря же дядя именно его пригласил в сопровождающие. Гарри не был идиотом и прекрасно понимал, что абы кому любящие родственники его не доверят. Правда, магам они тоже доверили, но тут, как говорится, не до жиру…
Перелет до Ганновер-Лангенхаген прошел хорошо, а потом прямо оттуда пересели на поезд, благо, что аэровокзал был напрямую связан с железнодорожным. Гарри в самолете слегка укачало, и он периодически ловил на себе обеспокоенные взгляды спутника, это его раздражало — небось, думает теперь, что он, Гарри, какой-то слабак и хлюпик. В поезде, в благоустроенном купе, Густав самолично расстелил постель и уговорил парня прилечь, прямо-таки взмолился:
— Да полежи ты чуток, зеленый же весь…
Гарри не поверил, украдкой глянул в зеркало, висящее под багажной полкой, и приуныл — действительно бледноват. Попытался объясниться:
— Вы не подумайте, просто я сегодня в первый раз в жизни летел на самолете.
Тот хмыкнул:
— Всё в первый раз бывает, салага, — и подмигнул: — Нюхнул воздуху, а?
Гарри засмеялся. Спутник ему определенно начинал нравиться. Густав Шеллинберг оказался очень ответственным человеком, он протащил Гарри по всем инстанциям, ни на секунду не оставляя его в одиночестве у незнакомых людей и в незнакомых местах. И первое время даже пожил вместе с ним в одном номере гостиничного отдела клиники, пока Гарри не освоился и не перестал путать этажи и коридоры. Да и потом он далеко не ушел, так, съездил на сутки в Мюнхен и вернулся оттуда, сопровождая ещё одного подопечного, глухого паренька по имени Лютер. Обязанность у него такая была, у Густава Шеллинберга, и работал он здесь, в Нордштадской клинике.
После положенного карантина и курса профилактик Гарри поселили в общей палате на четырех человек. Компания вышла довольно-таки разношерстной: англичанин, два немца и русский, одного Гарри уже знал — Лютер Мозер, второго звали как-то грозно, Штефан Шмайссер, ну, а русича прозывали банально, простенько так и со вкусом — Ваня Белый. Все мальчики были одного возраста, разве что Ваня чуть постарше, ему через пару месяцев должно было исполниться четырнадцать лет. Пока пареньки присматривались друг к дружке и пытались преодолеть один, но очень существенный языковой барьер, который, впрочем, не мешал им общаться. И тут выяснилась одна весьма любопытная странность. Если имена европейцев выговаривались на всех языках одинаково легко — Гарри, Лютер и Штефан-Стивен, то на имени Вани все спотыкались. Пробовали звать по-русски — не получилось произнести имя правильно, всё время выходило то Вань-я, то Ивенс, а то и вовсе Айвен… ну хоть плачь. На английский же манер его имя звучало как Джон. Ивана эта ситуация забавляла, и он порой отшучивался, дескать русские по-английски лучше разговаривают, и это было правдой, он безошибочно произносил все европейские имена, чисто и без запинки.