Слепой дракон (СИ)

В ответ студенты дружно зааплодировали, приветствуя его возвращение на пост учителя. Почему сейчас, а не перед началом урока? Да просто потому, что, увидев очаровашек-единорожиков, все сгоряча решили, что Хагрид переменился и наконец-то привел на урок безопасных зверей. И расслабились, ага… Но появление разгневанных мамочек расставило всё по своим местам и убедило всех, что Хагрид как был, так и остался прежним, то есть хоть что-то, да осталось незыблемым, твердой устоявшейся константой. Такой же непоколебимой и точной, как маятник Фуко.

Дженни, тихо мурлыкая под нос мелодию, неспешно готовила ужин. Кеннет с громким топотом носился по дому наперегонки с Санта Лапусом и Симоном и звонко кричал во всё горло. Грохот и стеклянный звон заставили Дженни оставить суп и подняться на второй этаж. Войдя в спальню, она подозрительно оглядела чем-то напуганного Кеннета, потом комнату, ничего страшного не найдя, обратилась к сыну:

— Где-то что-то разбилось?

— Н-нет, мамочка… ничего не разбилось, честно-честно.

А глазами непроизвольно стрельнул в сторону вазы на тумбочке. Мама проследила за его взглядом — ваза как ваза, целая, красивая…

— Странно… я точно слышала, что что-то упало и разбилось. Кеннет, ты меня не обманываешь?

К её ужасу, ребёнок заревел в голос:

— Прости, мамочка-а-а, я не хоте-е-ел… Оно само-о-о!!!

====== Двадцать пятая глава. Магия жизни ======

Из сбивчивых объяснений Кеннета Дженни кое-как поняла следующее: вазу он уронил случайно, когда ударился о тумбочку, а та покачнулась. Увидев осколки разбитой папиной вазы, он страшно перепугался и от испуга пожелал, чтобы ваза склеилась обратно, и, к его изумлению, так и случилось — осколки вдруг засветились голубым сиянием, потом зашевелились и поползли друг к другу, соединились и ваза снова стала целой. Расстроенная Дженни только головой покачала, отвела сына в ванную, умыла ему зареванную мордашку, накормила супом и отправила в детскую. Сама прошла в гостиную, села на диван и тоскливо уставилась на телефон. Нет, так жить больше нельзя… Повздыхав и погрустив, Дженни сняла трубку и завертела диск. Дождалась сигнала.

— Алло, Петунья?

— Дженни? Здравствуйте!

— Ага, здравствуйте. Скажите, вот у вас два сына и вы имеете большой опыт в воспитании мальчиков, так?

— Ну, допустим.

— Я спросить хочу… А когда они врать начинают?

— В каком смысле? Дженни, что случилось?

— Даже не знаю, как начать… Кеннет что-то разбил, а что — не говорит, напротив, врет изо всех сил, сочинил совершенно фантастическую историю, что якобы вазу разбил, а потом желанием склеил. Маленький лжец, вот уложу его спать и займусь поисками того, что он разбил… А то, не дай бог, забудет, где спрятал, и порежется об осколки.

— Дженни, а вы не будете против, если я к вам приеду? Поговорим.

— Я не против, Петунья, конечно приезжайте!

— Через два часа буду. Ждите.

Соплохвосты Хагрида доставляли всё больше хлопот и проблем. Достигнув размера лошади, они стали по-настоящему страшными. Их нигде нельзя было удержать, негде запереть, приковать и сковать. Клетки они прогрызали железными челюстями-жвалами, цепи, даже якорные, растворяли кислотой, выделяемой огнем из сопел. Их теперь боялись не только дети, но и взрослые… Они просто обмирали от ужаса при виде кошмарных мутантов. Встал вопрос об удалении опасных монстров с территории школы, пока с ними ещё справлялся Хагрид, и нельзя было ждать, когда они вырастут ещё больше.

Дело в том, что Гермиона предположила во всеуслышание во время одного из ужинов — а что если соплохвосты как рептилии, растут вечно, и они, как магические твари, будут расти бесконечно и без ограничений? Это заставило всех задуматься, представить и напугаться. И вот, в одно из воскресений, когда дети разъехались на Пасху, в школу Хогвартс прибыл отряд мракоборцев. Хагрид вооружился хлыстом и, звонко щелкая им, погнал крабомантикоров в сторону устроенной для них ловушки — глубокую забетонированную яму, где на дне лежало мясо, напичканное снотворным. Шестеро бежали впереди и кучно, поэтому они вместе и свалились в яму, а вот остальные четверо, услышав звуки падения и почуяв неприятности, притормозили на краю ямы, настороженно шевеля двухметровыми усиками.