Слепой мир. Сборник

После обеда я с полчаса сидел, уставившись в чашку давно остывшего кофе, стараясь привыкнуть к мысли, что исчезновение Джинкс было всего лишь еще одной галлюцинацией.

— О чем это ты так глубоко задумался?

Я вздрогнул и внезапно осознал, что на меня уже довольно давно глядит Чак Уитни.

— Да так, обычные проблемы, — с трудом пробормотал я.

— Этот Хэт сидит у нас. От него невозможно отделаться.

— И не пытайся, не то рискуешь столкнуться с Сичкином. Если Хэт тебе слишком надоест, скажи мне.

— Вот я тебе и говорю. Я как раз готовился к осуществлению эмпатического подсоединения к нашей единице контакта, и вот появляется этот тип, который требует себе кресло в первом ряду.

— Я полагаю, его желание следует выполнить.

Он посмотрел на меня с удивлением:

— Ты считаешь, что нужно ему объяснять функционирование нашей системы?

— А ты ничего не объясняй. Правда, я не могу себе представить, как мы сможем отказаться отвечать на его вопросы. А зачем тебе подсоединение к Эштону?

— Я подумал, что неплохо бы глянуть, как он настроен.

Через десять минут я вернулся в свой кабинет. Машинально я начал снова рисовать набросок Фуллера. Потом бросил карандаш и стал созерцать сомнительный плод моих малохудожественных усилий. Ахилл и черепаха. Зенон. З. Нон. Да, после исчезновения Зай Нона я был абсолютно уверен, что Фуллер хотел навести меня именно на эту мысль.

В своей основе парадокс Зенона означает, что любое движение иллюзорно. И я очень скоро понял, что это абстрактное положение можно проверить — по крайней мере в симулэлектронной системе.

Но, может быть, рисунок имел и другое, скрытое значение? Ахилл в ста метрах от черепахи. Оба движутся. Пока Ахилл пробегает эти сто метров, черепаха продвигается вперед, скажем, на десять метров. Когда Ахилл, в свою очередь, пробежит эти десять метров, его соперница опять будет впереди, уже на метр. Он пробегает этот метр, но видит, что между ним и черепахой остается еще десять сантиметров, и так до бесконечности.

Ахилл никогда не догонит черепаху.

Рисунок Фуллера… может быть, он должен подсказать мысль об уменьшении до бесконечности? Я вдруг вспомнил одно замечание Фуллера, которое он сделал несколько месяцев назад: «Как вы считаете, было бы довольно забавно, если бы одна из наших единиц реакции тоже решила построить симулятор окружающей среды?»

Вдруг резко распахнулась боковая дверь в кабинет. Я обернулся, чтобы увидеть, кто это врывается с таким шумом.

На пороге стоял Уитни; он с трудом держался на ногах, тяжело дышал и часто огладывался назад.

— Чак! — воскликнул я. — Что происходит?

Услышав мой голос, он вздрогнул и испуганно прижался к стене. Потом с видимым усилием постарался успокоить дыхание и посмотрел на меня.

— Ничего, мистер Хол, — проговорил он и шагнул в сторону приемной, не отрывая от меня взгляда.

Впервые я услышал, чтобы Уитни называл меня «мистер Хол».

Я встал. Он в ужасе метнулся к двери, но я одним прыжком опередил его. Он выругался и кинулся на меня, но мне удалось обхватить его и завернуть ему руку за спину.

— Отпустите меня! — истошно завопил он.

И внезапно я все понял!

— Вы… Фил Эштон! — прошептал я.

— Да, — он перестал вырываться. — Мне почти удалось это… Подумать только, мне это почти удалось!

Он вырвался и снова бросился на меня. Я изо всех сил врезал ему кулаком в челюсть, а потом оттащил бесчувственное тело на диван.

После этого я по внутренней связи вызвал службу наблюдения. Мне ответил один из ассистентов Уитни. На заднем плане можно было разглядеть кушетку с валявшимся на ней шлемом эмпатического подсоединения.

— У вас все в порядке?

— Да, мистер Хол, все спокойно. А что?

— Мистер Уитни на месте? — при этом я не спускал глаз с Уитни, вернее, с его физической оболочки, все еще лежащей без сознания.

— Нет, его здесь нет. Он только что закончил эмпатическое подсоединение к Эштону.

— Как он выглядел, когда сеанс закончился?

— Абсолютно нормально, как мне кажется, — начал ассистент, но вдруг спохватился: — Надо же, он не написал отчет!

— Кроме этого, ничего необычного не произошло?

Он явно пребывал в замешательстве.

— Честно говоря, у нас была тут одна неприятность с Хэтом. Он захотел поиграть с ручками модулятора.

— Если бы только это! Должно быть, он сумел перевести рукоятки контроля и произошел взаимный переход. Эштон у меня в кабинете, а Уитни — пленник симулятора. Возьмите с собой двоих и приходите. Быстро!

Я подошел к Эштону и начал с тревогой всматриваться в спокойные черты лица Уитни, надеясь, что обратный переход удастся. Нервные клетки мозга Уитни подверглись катастрофическому потрясению. Сведения и привычки, которые записывались там в течение всей его жизни, были стерты, и теперь эти клетки отражали содержимое барабанов памяти и магнитные записи единицы контакта. В то же время все сведения, которыми был снабжен Эштон, тетерь отпечатались в мозгу Уитни.

Только удачный обратный процесс мог доставить Чака Уитни в реальный мир.

Эштон пошевелился и открыл глаза — вернее, глаза Уитни.