— «Реако», — продолжал разливаться он, — будет тем не менее выполнять и некоторые коммерческие функции. Я об этом сожалею, но это неизбежно. Конечно, мы могли бы попросить помощи у правительства; но мы не желаем быть ни у кого в долгу. Нам нужно быть абсолютно независимыми!
Один из журналистов тут же выскочил:
— А что же вы понимаете под некоторыми коммерческими функциями?
— Только то, что симулятор может принести значительные доходы, которые необходимы для обеспечения его же нормальной работы. Следовательно, «Реако» должна будет заключать коммерческие контракты, правда, лишь в самом минимальном объеме, только чтобы ликвидировать годовой дефицит, увы, неизбежный даже после дополнительного взноса в двести пятьдесят миллионов долларов, которые я сделаю в этот фонд.
Аудитория была в восторге, что еще больше затянуло веревку на шее крошечного Сичкина.
В течение получаса мы отвечали на вопросы. Было ясно, что для скептицизма у присутствующих не осталось ни малейшего повода. После ухода представителей прессы Сичкин сделал несколько танцевальных па и бросился мне на шею.
— Браво, старик! — воскликнул он. — Вы были великолепны! Даже я не смог бы выступить лучше!
На следующий день поток информации и комментариев к интервью Сичкина обрушился на город. Во всех передачах, статьях, комментариях и отчетах не прозвучало ни единого отрицательного отзыва. Никогда еще общественность не была захвачена чем-либо более, чем «великими гуманитарными усилиями» Сичкина.
Уже к полудню муниципальный совет и Сенат приняли хвалебные резолюции, да и Конгресс готовил документ в тех же тонах.
Огромное количество новых организаций поддержало эту «благородную инициативу». В результате двух массовых митингов сформировались общественные комитеты с гордыми названиями: «Симулэлектронные самаритяне» и «Завтрашний день человечества». Трудно было найти человека, которого не захватил бы этот поток идеализма. Попались буквально все.
Почувствовав, что ветер задул в другую сторону, Ассоциация дипломированных социологов осмотрительно уменьшила количество Демонстрантов, оставив лишь символическую группу в десять человек, да и то пришлось усилить их охрану, иначе сторонники Сичкина линчевали бы их.
Что касается меня, то я пребывал на гребне волны энтузиазма. Не только мои проблемы и сомнения исчезли благодаря Коллинзворту: я был полностью уверен, что смогу победить Сичкина и партию.
Радуясь своему возвращению к норме, я связался по видеофону с Джинкс и пригласил ее поужинать. Хотя, казалось, ее не особенно воодушевили «гуманитарные усилия» Сичкина, она приняла мое приглашение. Мне же было немного не по себе, потому что я уловил ее колебания.
Я очень хотел, чтобы наш вечер прошел хорошо, и повел ее «К Жану»: изысканная публика, соответствующие цены, обстановка двадцатого века, «тщательно сохраняемая уже двумя поколениями владельцев», как возвещала реклама.
В конце концов Джинкс немного оттаяла, ей понравились вкусные запахи, идущие с кухни — «натуральные продукты, никакой синтетики!». Пока мы ждали заказа, она слегка оживилась благодаря старомодной гармонии, которая нас окружала: столы и стулья грубо функционального вида, скатерти из «ткани», электрические лампочки накаливания и маленький струнный ансамбль, игравший старинный рок-н-ролл.
Когда официантка принесла ужин, Джинкс окончательно поддалась очарованию этого старинного ресторанчика.
— Вам в голову пришла замечательная мысль! — воскликнула она, попробовав салат из настоящей зелени.
— Я рад, что вам нравится. Мы можем повторить, если хотите.
— Конечно, хочу!
Но неожиданно она снова сникла. Может, она все еще не доверяет мне?
Я взял ее за руку:
— Вам знаком термин «псевдопаранойя»? — Она удивленно подняла брови. — Я не встречал его до беседы с Коллинзвортом. Он объяснил мне, что психические расстройства, которыми я мучился, возникли вследствие постоянного контакта с симулятором. Джинкс, я пытаюсь вам объяснить, что два дня назад я вышел из равновесия, но сегодня все вошло в норму.
Она выслушала меня внимательно, но несколько сурово; ее красивое нежное лицо с правильными чертами было холодным и отстраненным. Она всего лишь проронила:
— Я счастлива, что все хорошо.
Я ощутил некоторое разочарование.
Горячее мы съели в полном молчании. Потом, не в силах больше выносить эту неизвестность, я наклонился к ней:
— Коллинзворт заверил меня, что все последствия моего расстройства полностью исчезнут.
— Я уверена в этом. — Но голос ее звучал странно тускло.
Я хотел дотронуться до ее руки, но она тихонько убрала ее.
В полном отчаянии я спросил:
— Вы помните нашу поездку в машине ночью? Вы еще спросили у меня, чего я хочу в этой жизни.
Она наклонила голову, но несколько неуверенно.
— Я надеялся на большее, — сказал я с горечью.
Девушка взглянула на меня, явно занятая своими мыслями.
Смущенный, я спросил:
— Разве вы не говорили, что уже давно думали обо мне?
— Ох, Дуг! Не будем об этом говорить. Не сейчас.
— Почему не сейчас?
Она не ответила.