Чтобы при совместной работе синхронизировать свои усилия в одном направлении, мы с Фуллером обычно просматривали записи друг друга. Замечания, на которые было необходимо обратить внимание коллеги, каждый из нас писал красными чернилами. По словам Линча, Фуллер сообщил ему секретные факты; но, по всей вероятности, Хэнк доверил бы их именно мне, если бы представился удобный случай. Так что вполне вероятно, что Фуллер перед смертью успел передать мне эту информацию в заметках, написанных красными чернилами.
Я наклонился к интеркому:
— Мисс Бойкинз, личные вещи мистера Фуллера уже забрали?
— Нет, мистер Хол, но скоро должны забрать. Ведь в его кабинете скоро начнут работу столяр и электрики.
Я совершенно забыл, что кабинет Фуллера передают другим службам!
— Попросите подождать с ремонтом кабинета до завтра.
Я не удивился, увидев, что дверь кабинета Фуллера приоткрыта, поскольку кабинет соединялся с помещением, в котором хранились симулэлектронные детали. Но когда я подошел к самой двери в кабинет, то поспешно сделал шаг назад.
За рабочим столом Хэнка сидела какая-то молодая женщина и разбирала его рабочие бумаги. Все ящики стола были выдвинуты, а их содержимое лежало на столе.
Я на цыпочках вошел в кабинет и постарался как можно незаметнее подойти к ней сбоку.
Женщина выглядела лет на двадцать, не больше. Нежная кожа лица, щеки слегка подрумянены. Ее орехового цвета глаза выгодно контрастировали с черными волосами.
Я незаметно подошел к ней сзади. Очевидно, она служила в одной из фирм, которые «Реако» собиралась реорганизовать, или же имела какое-то отношение к непонятным «секретам» Фуллера.
Она почти закончила просматривать рабочие записи. Я видел, как она положила перед собой предпоследний лис-ток, так что я смог взглянуть на последний.
Красный цвет сразу бросился мне в глаза. На листке не было ни текста, ни формул, ни диаграмм. Ничего, кроме неумелого рисунка, наброска фигуры воина — без сомнения, греческого, судя по шлему, тунике и мечу, — и черепахи. Больше ничего. За исключением того, что каждую фигуру подчеркивали жирные красные линии.
Когда Фуллер хотел привлечь мое внимание к важному пункту, он подчеркивал его один или несколько раз, в зависимости от значимости. Например, когда он в конце концов вывел формулу трансдукции, позволяющую программировать эмоциональные характеристики субъективных единиц реакции на симуляторе, то подчеркнул эту формулу красным пять раз: эта формула являлась ключевой для всей системы социального окружения.
Греческого воина и черепаху Хэнк подчеркнул по меньшей мере раз пятьдесят! На большее, видимо, не хватило места.
Но тут, вероятно почувствовав мое присутствие, девушка вскочила. Боясь, как бы она не убежала, я схватил ее за руку.
— Что вы здесь делаете? — с оттенком суровости спросил я.
Она вздрогнула, но на ее лице не отразилось ни страха, ни удивления. Наоборот, ее глаза выражали справедливое негодование.
— Вы делаете мне больно, — произнесла она ледяным тоном.
На мгновение мне показалось, что я уже видел эти сердитые глаза и короткий вздернутый носик. Я ослабил хватку, но не отпускал ее руку.
— Спасибо, мистер Хол. — Ее негодование не уменьшилось. — Вы ведь мистер Хол, не правда ли?
— Именно. Но почему вы грабите кабинет?
— Вы совсем не тот Дуглас Хол, которого я знала, — она энергичным движением высвободила руку. — Ия вовсе не граблю этот кабинет. Меня проводил сюда один из охранников.
В сильнейшем удивлении я отступил на шаг:
— Это вы-то не грабите…
Выражение ее лица не изменилось. По-видимому, она говорила правду.
И вдруг сквозь образ гордой девушки, соединяющей детскую замкнутость и недавний расцвет, сквозь туман восьми долгих лет я разглядел забавного пятнадцатилетнего подростка — Джинкс Фуллер. Я вспомнил, что уже тогда она отличалась отвагой и решительностью, несмотря на косы и школьную форму.
Я вспомнил даже некоторые дополнительные моменты: смущение Фуллера, который объяснял мне, что его впечатлительная дочка втюрилась в «дядю» Дуга; мои тогдашние чувства; мои сказочные двадцать пять лет, когда я под руководством Фуллера писал диссертацию. Для вдовца воспитывать дочь такого возраста было сложно, и Фуллер отослал ее к сестре в какой-то другой город, чтобы дочь нашла там женскую заботу и воспитание, пока не закончит колледж.
Девушка вернула меня из страны воспоминаний:
— Я Джоан Фуллер.
— Джинкс! — воскликнул я.
Она враз растеряла половину своей уверенности, к тому же ее глаза наполнились слезами.
— Я и не думала, что меня кто-нибудь еще раз назовет этим именем.
Уже сочувственно я снова взял ее за руку и, чтобы сменить тему, стал объяснять причину своей грубости:
— Понимаете, я не сразу узнал вас…
— Еще бы. А что касается моего присутствия здесь… меня попросили забрать вещи папы.
Я усадил ее на стул.
— Я собирался сам заняться этим, но я не знал… я думал, что вы далеко.
— Я вернулась месяц назад.
— Вы были у доктора Фуллера, когда…
Она утвердительно кивнула и отвела глаза от бумаг и вещей, сложенных на столе.