Слепой мир. Сборник

Подойдя к бару, я поискал глазами Коллинзворта: его еще не было. Я представил себе его, одновременно смешного и важного, в поединке с «ищейкой».

Прихрамывая, к бару подошел хозяин заведения. Это был коренастый мужчина с вечно недовольным выражением лица; левый глаз у него дергался, что тоже совсем его не украшало.

— Желаете выпить или покурить? — спросил он меня.

— И то, и другое. Вы не видели доктора Коллинзворта?

— Сегодня еще нет. Что вам подать?

— Двойной скотч-астероид и две сигареты с ментолом.

Сначала подали сигареты в маленьком пластиковом портсигаре. Я достал одну и поднес к губам. В ту же секунду официант поднес к ней великолепную зажигалку.

Дым был острым и обжигающим, так что мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не закашляться и не показать, что я, собственно, не курю. Потом я почувствовал приятное головокружение и легкое пощипывание в носу.

Минуту спустя приятный вкус скотча увеличил мое блаженство. Я с наслаждением смаковал напиток, одновременно рассматривая почти полный зал. Свет был приглушенным, курильщики тихо беседовали, и их шепот странным образом прекрасно гармонировал со старинной музыкой. Я с удивлением поймал себя на мысли, что хотел бы сидеть в саду рядом с Джинкс и смотреть, как сигарета отбрасывает красноватый блик на ее атласную кожу.

В сотый раз я пытался убедить себя, что она непричастна к таинственному исчезновению рисунка. Я ведь видел рисунок, когда провожал ее до двери, и констатировал его пропажу только когда вернулся к письменному столу.

Но если она абсолютно не замешана в этом деле, то почему отрицала знакомство с Мортоном Линчем?

Допив остаток скотча, я заказал себе еще порцию и продолжал курить. Насколько все было бы проще, если бы мне удалось убедить себя, что Линч никогда не существовал! Кончина Фуллера перестала бы вызывать подозрения, и Джинкс была бы права в своем нежелании вспомнить Линча. Но все же это не объясняло исчезновение рисунка.

Кто-то уселся на табурет рядом со мной и мягко положил руку мне на плечо.

— Проклятые «ищейки»! — пробурчал он.

Я оглянулся и увидел Эвери Коллинзворта.

— Они вас тоже прищучили?

— Четверо. Один из них задержал меня черт знает на сколько времени с какой-то медицинской анкетой. Хуже, чем у зубного врача.

Хозяин уже тащил трубку Коллинзворта, набитую специальной фирменной смесью, и принял заказ на порцию виски.

— Эвери, — сказал я ему, пока он раскуривал трубку. — Я хочу загадать вам загадку. Представьте себе рисунок, на котором изображен греческий воин с копьем, повернувший голову направо и делающий шаг в этом направлении. Перед ним — черепаха, которая тоже движется в ту же сторону. Первое: какие ассоциации вызывает у вас этот рисунок? Второе: видели ли вы что-нибудь подобное совсем недавно?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Доктор Фуллер сделал для меня такой рисунок. Предположим для начала, что рисунок обозначает что-то важное. Но что именно? Вам он ни о чем не напоминает?

Он задумчиво смотрел на огонек в трубке.

— Может быть.

Так как он продолжал упорно молчать, я в конце концов был вынужден спросить еще раз:

— Что же?

— Зенона.

— Зенона?

— Парадокс Зенона из Элеи. Ахилл и черепаха.

Я щелкнул пальцами. Конечно же! Ахилл бежал за черепахой и не мог ее догнать, потому что стоило ему пробежать половину расстояния между ними, черепаха за это время продвигалась на соответствующую часть дистанции, и так до бесконечности.

— Вы не могли бы предположить, каким образом этот парадокс может относиться к нашей работе? — жадно спросил я у него.

Он пожал плечами;

— Пока не понимаю. Но ведь я специалист только в области психопрограммирования. Я ничего не могу сказать о других аспектах проблемы.

— Насколько я помню, целью этого парадокса является доказательство положения, что любое движение — не более чем иллюзия.

— В общих чертах, да.

— Тогда я ничего не понимаю!

— Вероятно, рисунок Фуллера имел другое значение.

Я потянулся за своим стаканом, но Коллинзворт остановил мою руку.

— На вашем месте я бы не придавал слишком большого значения работе, которой Фуллер занимался в течение последних двух недель. Знаете, он был немного странным.

— Возможно, у него была для этого причина?

— Никакой причиной нельзя объяснить его манеру поведения.

— Например?

Он скривился.

— Я играл с ним в шахматы за два дня до его смерти. Он пил весь вечер.

— У него были неприятности?

— Ничего конкретного я не заметил, но он явно был не в себе. Все время его тянуло философствовать…

— О возможности улучшения человеческих отношений?

— О, совершенно не то. Если говорить честно, он думал, что его работа для «Реакшнз» принесла наконец свои плоды, — он называл это фундаментальным открытием.

— И что это за открытие?

— Он мне этого не сказал.

Это подтверждало слова Линча о секретной информации, которую мне собирался сообщить Фуллер. Следовательно, совершенно очевидно, что Линч приходил-таки на прием, устроенный Сичкином, и мы действительно говорили с ним на террасе.

Я зажег вторую сигарету.

— Почему это вас так интересует, Дуг?

— Потому что я думаю, что смерть Фуллера не была несчастным случаем.