Слепой. Обратной дороги нет

Он сделал паузу, но новых реплик не последовало. Ирина молча смотрела в стеклянную крышку стола-аквариума, под которой журчала вода и вяло помахивали плавниками яркие тропические рыбы, и лицо ее выражало, как показалось Федору Филипповичу, напряженное внимание и полную сосредоточенность. Иначе и быть не могло. Ирина Константиновна – женщина умная, и сотрудничать с генералом Потапчуком ей не впервой. Она уже не раз имела возможность убедиться, что Федор Филиппович и Глеб не беспокоят ее по пустякам; к тому же ее участие в операции было одобрено руководством Третьяковки, а это наверняка о многом говорило ей, профессиональному искусствоведу. Уважающего себя музейного работника больше всего на свете волнует сохранность вверенных ему сокровищ мировой культуры, а на сиюминутные проблемы и нужды всяких там спецслужб ему, жрецу искусства, плевать с высокой башни. С Пизанской, например. Так что если уж дирекция Третьяковки – не чиновники из министерства культуры, а те, кто непосредственно отвечает за сохранность музейного фонда! – допустила сотрудников ФСБ до участия в этом деле, то, вероятно, просто не было иного пути обеспечить безопасность экспонатов предстоящей выставки. А раз дирекция музея считает, что эти самые экспонаты под угрозой, то искусствоведу Ирине Андроновой, хорошо знающей, делами какого масштаба занимаются генерал Потапчук и Глеб Сиверов, сам бог велел насторожиться и встревожиться…

«Бедняга, – с искренним сочувствием подумал Федор Филиппович. – Ты еще не так встревожишься, когда узнаешь, в чем дело».

Он посмотрел на Сиверова. Глеб Глеб – сидел в кресле, сложив руки на груди и забросив ногу на ногу, и с абсолютно непроницаемым лицом ждал продолжения. Впрочем, с таким же успехом он мог просто дремать – темные стекла очков, как всегда, скрывали глаза, превращая лицо в лишенную какого бы то ни было выражения маску. О Слепом можно было не беспокоиться: он явился, чтобы получить очередное задание, и теперь просто ждал, когда оно будет сформулировано.

Федор Филиппович в раздумье покусал нижнюю губу. С формулировкой задания у него были некоторые проблемы, что, если припомнить, случалось далеко не впервые. «Сказать или не сказать? – снова подумал генерал. – Предупредить или не стоит? Да пропади оно все пропадом! О чем тут думать? Ясно, что картины надо сохранить. Но для этого вовсе не обязательно разбрасываться такими людьми, как Глеб. Скажу. Но не сейчас, а позже, без Ирины».

Приняв решение, он почувствовал некоторое облегчение. Мысль о том, что от Глеба придется что-то скрыть, была ему неприятна.

– Как вам, наверное, известно, – снова заговорил он, – выставка произведений русских живописцев итальянской школы должна была открыться в Риме еще в начале февраля.

Ирина кивнула, а Глеб вообще никак не отреагировал, будто и впрямь уснул.

– Предварительная договоренность о проведении такой выставки, – продолжал Федор Филиппович, – была среди всего прочего достигнута на прошлогодней встрече нашего президента с премьер-министром Италии. Вы этого не знали, Ирина Константиновна? – спросил он, заметив, что искусствовед изумленно подняла брови.

– Признаться, нет. Не думала, что подобные вопросы решаются на таком высоком уровне.

– Я же сказал – среди всего прочего. Почему бы и нет, в конце концов? Эта выставка… ну… я бы сравнил ее с красивой брошью на прекрасном новом платье.

Темные очки Слепого блеснули, когда он повернул голову.

– Браво, Федор Филиппович, – сказал Глеб, беззвучно аплодируя, – хорошо сказано. Вам бы стихи писать.

Все-таки он не спал.

– Вот посадят под арест, как Лукьянова, – займусь на досуге, – ворчливо пообещал генерал. – Вернемся к нашим баранам, или кто-нибудь еще хочет поговорить о литературе?

Желающих не нашлось, из чего следовало, что можно продолжить разговор о живописи.

– Так вот, о живописи, – сказал генерал. – В рамках упомянутой мной договоренности в январе текущего года в Москву прибыл некто Витторио Манчини, высокопоставленный чиновник итальянского министерства культуры.

– Гостиница «Россия», – негромко, ни к кому не обращаясь, сказал Глеб.

Ирина промолчала, но по тому, как округлились ее глаза, Федор Филиппович понял, что об инциденте в гостинице «Россия» она осведомлена – как, впрочем, и все, кто читает газеты и смотрит выпуски телевизионных новостей.

– Совершенно верно, – подтвердил Потапчук, – гостиница «Россия». Манчини прибыл в Москву, чтобы принять личное участие в подборе картин для будущей экспозиции. Кстати, первоначально планировалось, что в Рим будут отправлены экспонаты из коллекций всех крупнейших музеев Москвы и Петербурга, однако известные вам события привели к тому, что все изменилось.

– Но почему? – спросила Ирина.