Слепой. Один в темноте

Как только цветы исчезли в полумраке затененного тонированными стеклами салона, и дверца захлопнулась, кортеж с солидной неторопливостью тронулся с места и в два счета скрылся за ближайшим поворотом. Александр Леонидович Вронский наблюдал за его отбытием сквозь матерчатые планки вертикальных жалюзи, стоя в полуметре от окна своего расположенного на третьем этаже кабинета. Потом смотреть в переулке стало не на что, и он вернулся за стол, успев краем глаза заметить остановившийся на противоположной стороне улицы «фольксваген-пассат» – уже очень немолодой, бежевого цвета, и притом не популярный у российских автомобилистов универсал, а непритязательный седан, в багажник которого не очень удобно запихивать саженцы, садовый инвентарь и предназначенную для вывоза на дачу старую мебель.

На людей, пользующихся подобными средствами передвижения, Александр Леонидович Вронский обычно обращал внимания не больше, чем на мошкару, вьющуюся в теплом вечернем воздухе. Не изменил он этому обыкновению и теперь, подумав лишь, что надо бы попросить Кривошеина связаться с ГИБДД, чтобы установили в переулке пару-тройку запрещающих знаков и недельку подежурили здесь с пачкой штрафных квитанций и эвакуатором, дабы всякому отребью впредь было неповадно ставить свои драндулеты прямо у него под окнами.

Он уселся за стол, но даже не попытался сосредоточиться на текущих делах. Все, на что он был способен в данный момент, это ждать, нетерпеливо поглядывая то на часы, то на молчащий телефон. Телефон молчал по его собственному указанию: он лично попросил Кривошеина не донимать его всякими «вышли на позицию» и «ведем наблюдение», ограничившись коротким докладом по существу, когда дело будет сделано.

Помимо всего прочего, заняться делом ему мешал внезапно забарахливший компьютер. Он выдавал на экран какие-то непонятные уведомления и намертво зависал всякий раз, когда от него требовалось что-то более сложное, чем разложить пасьянс «Косынка». При этом системный менеджер Лисовский, который мог в два счета решить эту проблему, как в воду канул. Его не было на рабочем месте уже второй день, на звонки он не отвечал, а Кривошеин в ответ на вопросы о нем только разводил руками: ума не приложу, куда он мог подеваться! Домой к нему ездили, нет его дома, мать с ума сходит, уже все морги и больницы обзвонила, а от него ни слуху, ни духу. Может, загулял?

При этом морда у начальника службы безопасности была даже более непроницаемая и каменная, чем обычно, что заставляло Александра Леонидовича усомниться в его искренности. А с другой стороны, чем мог не угодить Кривошеину сисмен Сережа, которому тот подчеркнуто благоволил? Да и черт с ними с обоими, пусть сами между собой разбираются. Помер – похороним за счет компании, загулял – уволим без выходного пособия, на его место десяток других найдется, только свистни, этих программистов нынче развелось, как блох на бродячей собаке…

Пока Александр Леонидович убивал время, предаваясь ленивым размышлениям обо всем и ни о чем, в вестибюле офиса мало-помалу набирал обороты небольшой, местного значения, скандал. Приехавший на старом бежевом «пассате» человек позвонил в запертую на ключ стеклянную дверь. Охранник на входе, углядев сквозь стекло синий прокурорский китель с погонами младшего советника юстиции, беспрепятственно пропустил представителя надзорных органов в вестибюль. Однако когда выяснилось, что следователь желает видеть не кого попало, а самого Большого Босса, занял круговую оборону: Александра Леонидовича на месте нет, и когда он будет, и будет ли вообще, неизвестно – ему, охраннику, сами понимаете, никто об этом не докладывал.

Они препирались, стоя лицом к лицу, но отсутствие очков, усов и бороды в сочетании со сверкающим звездами, значками, пуговицами и нашивками прокурорским кителем застило охраннику глаза, помешав разглядеть в лице визитера явное сходство с фотографией, сделанной веб-камерой в день похорон Марка Анатольевича Фарино. Фотография, закатанная в прозрачный пластик, лежала у охранника во внутреннем кармане, но думал он сейчас не о ней, а о резиновой дубинке, которой, если б не прокурорский китель, с наслаждением отходил бы назойливого посетителя по хребту. Но китель был тут как тут, а находившийся внутри него субчик становился все настойчивее, и дело кончилось тем, что на столе у Александра Леонидовича Вронского зазвонил телефон.

Вронский вздрогнул, подумав: «Как, уже? Так скоро?», – но тут же спохватился: звонил не городской радиотелефон и не мобильный, а стоящий на углу стола нарочито громоздкий и архаичный аппарат селекторной связи с тяжелой эбонитовой трубкой, трескучим диском и желтоватыми, под слоновую кость (а может, и впрямь костяными) клавишами. Вполголоса чертыхнувшись, он снял трубку.

Звонила секретарша.

– Александр Леонидович, к вам посетитель, – интимным полушепотом прошелестела она.

– Какой, к дьяволу, посетитель?! – немедленно взъярился Вронский. – Сказано же было русским языком: меня нет! Вы что, с ума там все посходили?