Слепой. Проект «Ванга»

Еще она подумала, что тему разговора пора менять, пока дело не дошло до ссоры. Это было что-то новенькое – ссора, возникшая буквально из ничего, на пустом месте, во время раннего завтрака. Раньше подобного не случалось, и Быстрицкой совсем не нравилось такое, с позволения сказать, новшество. Да, нужно было срочно поговорить о чем-то другом, по возможности нейтральном, вот только она никак не могла придумать о чем.

– А что твоя Волошина? – рассеянно поинтересовался Глеб, наливая себе вторую чашку кофе. – Все еще живет с этим щелкопером?

Ирина закусила губу, отметив про себя, что муж уже во второй раз на протяжении какой-нибудь минуты угадал ее мысли, да так ловко, словно она не думала, а говорила вслух. То есть это он второй раз дал понять, что знает, о чем она думает. А сколько раз он промолчал?

Впрочем, воспоминание о Волошиной, как обычно, вызвало у нее улыбку. Нина нравилась Ирине, хотя близкими подругами они никогда не были – так, перебрасывались парой фраз, когда на работе выдавалась свободная минутка, да изредка сидели рядом на собраниях, тихонечко, на коленях, листая журналы мод.

– Почему щелкопер? – вступилась она за жениха Нины, с которым не была знакома. – По-твоему, все журналисты подонки?

– Ну-ну, – сказал Глеб, – я этого не говорил. Я, как тебе должно быть известно, вообще не склонен к обобщениям. Особенно к таким.

– И правильно, – сказала Ирина. – Тем более что этот Соколовский, насколько мне известно, вполне приличный дядька.

– Согласен, – сказал Сиверов, которому в силу несчастливого стечения обстоятельств до сих пор ни разу не встречались «приличные» журналисты, а только, наоборот, исключительно неприличные – те самые, что как нельзя лучше подходили под определение «подонки». – Беру «щелкопера» обратно. Я читал его статьи, это буквально эталонные образцы настоящей современной журналистики…

– Прекрати паясничать, – потребовала Ирина.

– Но статьи действительно очень неплохие – умные, грамотные и с виду даже как будто честные. Может, он и в самом деле приличный дядька, не знаю. Да бог с ним! Я ведь просто спросил, как у них дела.

– Подали заявление, – сообщила Ирина с непонятной Глебу гордостью, как будто это она сама, а не ее коллега собралась замуж. – Через месяц свадьба. Имей в виду, мы с тобой приглашены.

Сиверов отреагировал на это сообщение именно так, как можно было предвидеть.

– М-да? – довольно кисло переспросил он и уставился в чашку.

– Перестань, – сказала Ирина. – Нельзя же обижать людей только потому, что ты у меня бука и не любишь бывать в компаниях!

– Да, – напыжившись, с преувеличенным достоинством подтвердил Глеб, – я такой. Всем компаниям предпочитаю твою. Но если тебя это не устраивает…

– Перестань, – повторила Ирина. – Народу будет немного, люди все воспитанные…

– Один я невоспитанный, – объявил Сиверов. – Они хоть знают, с кем им придется сидеть за одним столом?

– Нина знает, что ты сотрудник торгпредства, – ответила Быстрицкая, – а остальным до тебя и дела нет.

– Торгпредства? – развеселился Глеб. – Где?

– Например, в Норвегии.

– А почему не в Африке? В Африку хочу!

– Тогда начинай посещать солярий. Как, спрашивается, я объясню людям, почему ты приехал из Африки бледный, как… как…

– Поганка, – подсказал Глеб. – Бледный, как поганка.

– И такой же ядовитый, – закончила за него Ирина. – Я тебя очень прошу, ты хотя бы там, на свадьбе, не скорпионничай. Что обо мне люди подумают?

– Подумают, что у тебя муж – мировой мужик, хотя и не интеллектуал, – пообещал Сиверов. – Я напьюсь и буду громче всех кричать: «Горько!» А потом пойду плясать вприсядку. Возможно, даже на столе.

Давая это шутливое обещание, Глеб Сиверов понятия не имел, что в ту же минуту человек, о котором они с Ириной только что говорили, дает Нине Волошиной другое обещание – такое же шутливое и такое же невыполнимое.

– Да ну тебя!

Быстрицкая невольно фыркнула, представив мужа пляшущим вприсядку среди тарелок и блюд на покрытом праздничной скатертью свадебном столе. Более неправдоподобное зрелище было трудно себе вообразить.

Глеб допил кофе, покосился на часы и все-таки закурил сигарету, которая до сих пор лежала поперек открытой пачки.

– Насчет твоих знакомых, – сказал он тем самым делано безразличным тоном, который Ирина всегда сразу узнавала и очень не любила. – У меня такое ощущение, что я тут наговорил лишнего. Ну, ты понимаешь – насчет этого «мерседеса», Семичастного и прочей чепухи. Не хотелось бы, чтобы… э…

– Можешь не продолжать, – сказала Ирина. – Я не разношу глупые слухи. Даже те, которые дошли до меня от старушек в очереди, а не от моего глубоко засекреченного мужа.

– Вот и отлично, – сказал Глеб, сделав вид, что не заметил прозвучавшей в словах жены горькой иронии. – Спасибо тебе. Я имею в виду, за яичницу. Это тот самый случай, когда ее очень легко перепутать с божьим даром.

Ирина рассмеялась. Настоящего веселья в ее смехе не было, но она прекрасно понимала, что муж ни в чем не виноват. В самом деле, стоит ли сердиться на близкого человека только из-за того, что тебе с утра пораньше испортил настроение телевизор?