Читаем Слепой (СИ) полностью

Я сняла курку и полусапожки. Влад прошел вперед и кивком позвал меня за собой. Мы прошли по небольшому коридорчику и оказались в гостиной: огромной, с небольшим наличием старой мебели; единственный источник света - красивая хрустальная люстра, висящая в центре над круглым столом. Темные обои и есть картины - портреты великих полководцев, имена которых я не знала, но если они нарисованы, значит, они все-таки великие. Классическая квартира сталинских времен. Сразу бросилось в глаза, что ремонт здесь не делали очень давно. В углах я увидела большие картонные коробки. Неужели, Влад еще не до конца распаковался?

- Здесь уютно, - сказала я, скромно встав под высокой аркой.

Я не кривила душой. Интерьер и обстановка напоминала мне квартиру, где жила моя бабушка Вера - папина мама. Она умерла, когда мне было восемь, но я помнила, как приезжала к ней в гости.

- Может, чаю? - спросил Влад.

- Ммм, нет, спасибо, - улыбнулась я.

Влад угрюмо цокнул, прошел через гостиную и скрылся за дверью. Здесь он двигался уверенно, словно не был слепым.

- Иди сюда, - крикнул он мне.

Я пришла к нему на кухню. Он взял с газовой плиты чайник и подошел к раковине. Включил воду.

- Иногда мне кажется, что ты видишь, - призналась я.

Я не видела лица Влада, так как он стоял ко мне спиной, но почувствовала, что он улыбнулся.

- За столько лет привыкаешь, - ответил он спокойно.

Влад поставил чайник на плиту и вышел из кухни.

- Пойдем в мою комнату, - сказал он мне.

Она находилась за дверью через гостиную прямо напротив кухни. Ого, эта квартира действительно огромная!

У Влада была просторная комната с высоким потолком, одним узким окном, зашторенным темными плотными занавесками. В дальнем правом углу стояла двуспальная кровать с высоким деревянным изголовьем и пышным одеялом, которая так и манила запрыгнуть на нее. Почти всю левую стену занимали стеллажи с книгами. У него была собственная библиотека! Компьютерный стол, на котором ничего не лежало, шкаф, зеркало, покрытое толстым слоем пыли, так как у владельца комнаты не было возможности смотреться в него, и старое кресло-качалка у окна с аккуратно сложенным шерстяным пледом болотного оттенка.

Больше всего моим вниманием завладели книги. Их было очень много.

- Ты все читал? - спросила я.

- Только половину, - поджав губы, ответил Влад.

Он стоял рядом со мной и громко дышал. Я решила осмотреться получше и прошлась по комнате.

- А что сейчас читаешь? - между делом задала я вопрос.

- Эээ, ну, вряд ли ты знаешь об этой книге, - робко произнес он. - Я предпочитаю серьезную литературу с философским уклоном.

- Да, я помню, - пробормотала я, проходя мимо кровати. В голове мелькнули картины воспоминаний того дня, когда я столкнулась с ним в школьном коридоре, и у него из рук выпали книги. - И все же. Что за книга?

- «Я сижу на берегу». Рубен Давид Гонсалес Гальего.

Я остановилась. Да, я не слышала ни об этом авторе, ни о его произведениях.

- И как? Интересно? - спросила я.

- Да.

- Можно я возьму почитать, когда ты закончишь?

Влад выпрямил спину и кивнул.

- Конечно. Можешь взять хоть сейчас. Я все равно ее уже читал.

- Если ты читал, то зачем делаешь это снова? - усмехнулась я.

- Еще не разучились писать книги, которые хочется перечитывать бесконечно.

- А… как ты читаешь?

- Мне читает мама. Каждый вечер, - Влад тихо ухмыльнулся. - Ну, а иногда, когда она занята, я слушаю аудиокниги, правда, мамин голос слушать приятнее.

Я закончила свое небольшое путешествие по комнате Влада у окна.

- О чем ты думаешь? - спросил он, и я повернула голову, когда услышала его приближающиеся шаги.

- Как… - я негромко сглотнула, пытаясь подобрать правильные слова, но в голову ничего не пришло, поэтому спросила прямо. - Как ты живешь со слепотой?

Я задавала себе этот вопрос каждый божий день.

Влад поправил темные очки и замер у кресла-качалки.

- Сложно, - с абсолютным спокойствием ответил он. - Поначалу было просто невыносимо. Больше времени ушло на то, чтобы привыкнуть к слепоте морально. Справившись с этим, я стал привыкать физически. Я не видел солнце, деревья, машины, дома, лица людей, их улыбки, глаза… Мне было ужасно страшно смириться с мыслью, что это навсегда. Но, знаешь, со временем стало как-то легче. Я привык к темноте. Она повсюду. Как будто я сплю, но все осознаю и чувствую.

Я издала подавленный вздох. В горле образовался ком рыданий.

- Хотя в том, что я потерял глаза, есть свои плюсы, - на лице Влада заиграла улыбка. - Иногда хорошо не видеть то, чего ты не хочешь зреть. Я не вижу, как люди лгут друг другу в глаза, я не вижу, как они улыбаются, при этом ненавидя всем сердцем. Я не вижу слезы и грусть. Но с потерей зрения у меня обострились другие чувства. Слух, обоняние, осязание. Такая, можно сказать, компенсация за то, что я утратил, - Влад немного опустил голову. - Единственное, о чем я жалею, что в мире столько прекрасных вещей, а мне не удастся увидеть ни одну из них.

Одинокая слеза скатилась по моей щеке.

- Ты плачешь, - огорченно сказал Влад, повернув голову в мою сторону.

- Нет, - я шмыгнула носом и небрежно смахнула слезу. - Я не плачу…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза