Слепой случай

Наконец в дверях появился Марк, умопомрачительно красивый в свободного покроя холщовых брюках и синем толстом свитере, в котором фигура его казалась еще массивнее. Изумление, с каким он взглянул на нее, ясно показывало, что выглядела Эйлис не лучше мыши, побывавшей в зубах Ти-Эс.

— Входи.

Хлюпая кроссовками, она вошла в холл, оставляя мокрые следы на паркете.

— Марк, мне нужна твоя помощь.

Он поднял руку, прерывая ее:

— Прежде чем ты подцепишь воспаление легких, поднимись наверх и разденься. Вторая дверь слева — ванная. Вещи свои оставь за дверью — я брошу их в сушилку. Халат на двери.

Эйлис поднялась по лестнице орехового дерева на второй этаж. Ванная оказалась коричнево-бежевой. Эйлис стянула с себя одежду и, клацая зубами, бросила ее за дверь. Когда она вытиралась полотенцем, в дверь постучал Марк.

— Фен в ящике, — сказал он.

Она надела тяжелый махровый халат и сразу же вдохнула памятный ей горьковатый аромат его лосьона после бритья.

Что бы он ни сказал ей по поводу чеков, она все равно не уйдет, не извинившись перед ним.

Найдя фен, она обнаружила, что он еще теплый. С кафельной стенки душа стекали капли воды. Значит, когда она бежала под дождем к его дому, Марк был один и принимал душ.

Она вошла в кабинет, неуклюжая в слишком большом для нее халате.

— Ну, — сказал Марк, — что такое важное произошло?

— Я могу потерять все мои деньги на постановку.

— С помощью тебе я покончил.

— Пожалуйста, — взмолилась она, — выслушай меня. Мне нужен твой совет.

Он указал на темно-красный диван возле камина, жестом предложив ей сесть. Диван был мягкий, с нежной, как замша, обивкой. Эйлис расслабилась, поджав под себя иззябшие ноги. Он сел в кресло рядом с диваном и все время, пока Эйлис говорила, объясняя сложившуюся ситуацию, не сводил с нее недоброго взгляда.

— Так чего ты хочешь от меня?

— Ты знаешь какой-нибудь способ не позволить Стивену обналичить чек?

Молчание. Глаза его блуждали по книжным полкам, по тяжелым кожаным переплетам. Эйлис накрутила на палец прядь волос.

— Ничем не могу тебе помочь. Я принесу твою одежду. Наверное, она уже высохла, и я отвезу тебя домой.

Вернувшись, он молча отдал ей вещи.

— Марк, неужели ничего нельзя сделать, чтобы как-то спасти нашу постановку? Я ведь не для себя прошу. От меня зависят люди, десятки людей полагаются на меня, мечтают об успехе. Если можно что-то придумать — скажи.

— Одевайся.

Она схватила вещи, прижала их к груди. Все было кончено, но она не уйдет, не выразив ему своих чувств.

— Мне хочется, чтобы ты знал, как я сожалею о том, что сделала. Пытаться тебя обмануть — это ужасно. Ты был прав тогда, на пляже в Мексике, когда сказал, как непросто дается развод. Мои собственные переживания и то, что я слышала о тебе от других людей, исказили мое отношение к тебе. Я понимаю, что поступила отвратительно, но это ради пользы дела, а не ради себя и собственной выгоды. — И, глядя на него сквозь закипающие слезы, она добавила: — Ну что я еще могу сказать, кроме того, что я очень раскаиваюсь и молю о прощении?

Пожав плечами, он посторонился. Эйлис бросилась в ванную и прислонилась к закрытой двери. Она зажмурилась, пытаясь помешать слезам, но они все равно струились по щекам. Метнувшись к раковине, она холодной водой стала смывать следы слез.

В кабинете Марк сидел за столом, расправив плечи и решительно сжав челюсти. В руках у него был какой-то многостраничный документ.

— Подойди.

Эйлис встала у стола, переминаясь с ноги на ногу.

— Есть один способ, — сказал он, что-то записывая, — но требуется твое согласие.

— Все, что угодно! — прошептала Эйлис.

— В договоре есть пункт, согласно которому в случае финансового злоупотребления договор аннулируется. Это дает мне законное право отозвать мои деньги и закрыть постановку. Подпиши бумагу, в которой ты признаешь, что совершила злоупотребление. Таким образом я отстраняю обоих — и тебя, и Стивена — от участия в деле.

Образуется новый коллектив, и постановка возобновляется. Что скажешь?

Мысли ее, как маятник, метались из стороны в сторону: остаться продюсером — нет, сохранить постановку...

— Так и сделаем, — сказала она.

Ее подташнивало, голова шла кругом. Конечно, автором пьесы она останется, этого у нее не отнимешь, но вся ее организационная продюсерская работа — все насмарку!

— А Стивен не сможет снять деньги до того, как ты возьмешь все в свои руки?

— Нет, завтра воскресенье. Ему придется ждать понедельника. Но еще до открытия банка мой поверенный подготовит все бумаги, чтобы закрыть счет. А ты приходи днем подписать документ, удостоверяющий злоупотребление.

— Хорошо. Спасибо.

— И усвой одну вещь, — сказал он. — Делаю я это для Ренаты, Твика, актеров и прочих участников постановки, которые исполняли свое дело хорошо и профессионально. Они не заслужили такого бесславного финала. Если бы речь шла о тебе одной, я бы сразу прикрыл постановку, воспользовавшись своим правом, едва только узнал всю эту историю с акустической системой.

Его гнев и ярость буквально ошеломили ее. И тем не менее он был прав.

Под конец он процедил сквозь стиснутые зубы: