Коронный судья поднялся со своего места, остальные участники процесса тоже зашевелились, словно просыпаясь. По залу прошелестел ветерок негромких переговоров — присутствующие обменивались впечатлениями от услышанной истории.
— Объявляется перерыв в слушаниях до завтрашнего утра. Я думаю, всем нам стоит хорошенько обдумать то, что мы только что узнали. Следующий день должен стать решающим, господа — мы заслушаем заключительные речи обвинения и защиты, а потом, после того, как подсудимый тоже получит возможность высказаться, вам, господа присяжные заседатели, предстоит вынести свой вердикт. Не сомневаюсь, что он будет взвешенным.
Александра шла из зала, почти ничего не видя перед собой. Поддержка Николая Станиславовича была более чем символической — он сам чувствовал себя потрясенным не менее. Еще бы! Узнать подобное о своем брате и выяснить, что у тебя есть родной племянник, который находится под судом за убийство… И кого?!
— Пойдемте, я провожу вас домой.
Александра вздрогнула и, резко развернувшись, с облегчением уткнулась лицом в грудь Ивана. Наконец-то слезы нашли выход и неостановимым потоком хлынули из глаз. Она рыдала, сминая пальцами лацканы его пиджака, враз промочив теплой соленой влагой рубашку.
— Николай, прошу тебя, позаботься об экипаже.
— Да, да, конечно…
— Простите меня, Иван Димитриевич, — всхлипывая и заикаясь, шептала молодая женщина. — Я оскорбила вас совершенно незаслуженно, а потом не находила решимости извиниться…
— Я не обиделся, Александра Павловна, и ждал только, когда вы позволите мне сказать вам об этом. Хотя… По правде сказать, мне было больно.
— Простите, простите меня.
— Ну, успокойтесь, не надо больше слез.
— Мне кажется, я не плакала столько даже в детстве, а уж в последние годы и совсем…
— О Боже, неужели вы сейчас собираетесь излить на меня все, что вам удалось скопить за это время?! Я вымокну до нитки! — Иван с притворным ужасом округлил глаз, нежно снимая с ее щеки очередную по-детски крупную слезу.
— Простите меня, — Александра начала судорожно нащупывать в ридикюле носовой платок.
— Иван, — подошел запыхавшийся Николай, — извозчик ждет. Александра Павловна, позвольте проводить вас.
Он предложил руку, и графиня оперлась на нее, бросив на Чемесова быстрый взгляд, значение которого он не понял. Уже устроившись на сиденье экипажа, Александра улыбнулась и сказала:
— Иван Димитриевич, может быть, зайдете к нам выпить чаю?
— Не стоит. Завтра важный день. Вам нужно набраться сил, Александра Павловна. И мужества.
— Но я все равно буду метаться по дому, не находя себе покоя и все думать, думать… Пожалуйста, Иван Димитриевич.
— Уговорили! Только тогда давайте не поедем в этот ваш семейный склеп, уж прости меня Николай.
— Да ладно! Вези, куда знаешь!
Иван легко вскочил в пролетку и назвал кучеру адрес. Александра вскинула на него удивленный взгляд.
— Вы ведь еще не видели их дочурку, а потом — кто, кроме Родионовых, с радостью встретит незваных гостей?
— Но удобно ли это? — всполошился Орлов. — Я ведь не представлен…
— А ведь Николай Станиславович тоже может знать хозяев, не так ли господин Чемесов? — шаловливая улыбка вдруг хитрой лисичкой скользнула на губы графини. — Вряд ли он ничего не слышал о том, как студент юридического факультета Московского университета Иван Чемесов, претендуя на внимание милой дамы и выпив немножко больше, чем ему следовало, побил некоего молодого и нахального студента-медика Юрия Родионова…
Иван глянул на Александру с притворным возмущением, а Николай, откинувшись на спинку сиденья, мечтательно вздохнул.
— Я даже помню, как ее звали — Агата! Она была дочерью немецкого профессора, который приехал в Москву прочитать курс лекций, и мы все тогда словно рехнулись, скопом ухаживая за ней. Ты, Чемесов, не знаешь, какова ее судьба?
— Три месяца назад она родила тому самому нахальному студенту-медику третьего ребенка — девочку. И теперь мы все едем взглянуть на нее, а заодно укоротить болтливый язык папочке этого милого создания! — Иван погрозил Александре пальцем.
Она рассмеялась, чувствуя, как страх, до сих пор державший ее сердце в ледяных клещах, отпускает свою жертву…
Малышка оказалась прелестной. Александра, бережно прижимая ее к груди, не могла оторвать глаз от крохотного личика. Только что покушавшая девочка заснула у нее на руках, и теперь она не решалась шелохнуться, чтобы не потревожить ее сон. Чемесов, со странным стеснением в груди смотревший на них, отвел, наконец, глаза и повернулся к Николаю Орлову.
— Что станешь делать после окончания процесса?
— Буду бороться за Мишу до конца. Пройду все инстанции, но добьюсь досрочного освобождения или амнистии!
— Погоди, даст бог, обойдется без этого.