Слепые чувства

Немного покружив над зелёной лужайкой с однотипными, но красивыми прямоугольными памятниками из светло-красного камня, колонна из десятка машин ровным рядом приземлилась у нараспашку открытых ворот. Главный смотритель кладбища и два его заместителя, одетые в свои самые лучшие костюмы, встречали важных гостей и тряслись от страха. За свою сорокалетнюю службу им удалось повидать много людей важных, но молодого парня, который так дерзко и безапелляционно захватил власть и держал в страхе весь город, они боялись, как огня.

Выйдя из машины и невольно зажмурившись от яркого солнца, резко ударившего в его глаза, Ваня надел солнцезащитные очки и поправил галстук. Следом за ним вышел Егор и их окружили четыре гвардейца во главе с Марией. Из других автомобилей высыпалась целая куча людей в парадной форме – от тех, чья смерть могла бы повлиять на ход гражданской войны, ни на шаг не отходил личный охранник, но таких здесь было меньшинство. Отдельно среди крепких мужчин и подтянутых девушек выделялась хрупкая женщина в черном платье и красными от слез глазами. Она старалась держаться в стороне, прижав к себе двух девочек семи и двенадцати лет, одетых в такие же черные наряды.

Перебросившись парой слов друг с другом, Ваня и Егор возглавили эту мрачную процессию и направили её к воротам. Смотрители выпрямились и стряхнули невидимую пыль со своих пиджаков, а по мере приближения гостей их страх усиливался в геометрической прогрессии.

– Добро пожаловать! – сказал один из них, как только Мария, шедшая впереди всех, зашла на территорию кладбища, – всё уже давно готово, можете проходить.

Ему никто не ответил и даже не обратил внимания на его слова: все просто прошли мимо, как будто этих троих вовсе здесь не было.

– Грёбанные трутни… – гневно прошептал смотритель, как только процессия удалилась достаточно далеко, – Поскорее бы Роберт и ЗОА освободили нас, а то от этой тирании уже дышать невозможно.

– Кхм… – кашлянул за их спиной гвардейский офицер, отставший от остальных.

Глаза троих рабочих тут же округлились от невероятного испуга. Мысленно они уже представили, как им надевают на голову мешки, увозят в какой-нибудь темный подвал, пытают просто ради пытки, а в конце простреливают голову, но офицер просто бросил на них взгляд, полный презрения, и прошел мимо.

Красивый коричнево-белый гроб из редкой синтетической древесины стоял на тонких металлических подставках. На закрытой крышке был выгравирован логотип «Гражданина», а у могильной ямы, в свете яркого солнца, уже блестел новенький светло-красный памятник с надписью:

«Начальнику полиции, Виноградову Павлу Валерьевичу, героически погибшему в кровопролитной войне с мятежниками.

5534-5576 г.г. Новейшей Эры».

Рядом с гробом стояла небольшая чаша с красноватым Марсианским песком. Город Чести стоял на искусственно выведенной почве, по составу и свойствам напоминавшую наш земной чернозём, но провожая покойных в последний путь, люди всё равно отдавали дань красной планете. Каждый из присутствующих, после того как гроб опустят в землю, должен был высыпать на него сверху небольшую горсть песка из чаши.

Все встали полумесяцем вокруг гроба и, как по команде, сняли с себя головные уборы и солнечные очки. Ваня, после недолгих внутренних колебаний, вышел в центр и положил правую руку на гроб.

– Сейчас от меня, как временного городского главы, – сказал он, – все ждут какой-нибудь воодушевляющей речи, но я, в первую очередь, всего лишь семнадцатилетний парень, и сейчас мне очень трудно подбирать даже самые простые слова… – Ваня сделал паузу и посмотрел на рыдающих маленьких девочек. В его голове яркими искрами тут же вспыхнули два воспоминания, которые он так старательно пытался подавить…

Первое. Ване шесть лет, и он прижался к окну, высматривая с третьего этажа машину родителей. Ранним воскресным утром они поехали в соседний город за подарком ему на День Рождения, который должен был состояться через три дня. Папа пообещал, что они вернутся до обеда, но кухонные часы уже показывали два часа дня. Сначала Ваня злился на них, за то, что они так сильно задерживаются, но эта злость ушла, когда пришёл голод. Ему казалось, что они уже вот, буквально за поворотом, и через пять минут будут дома: мама накормит его, поцелует в лоб, а отец пожмет руку, прямо как настоящему мужчине, и похвалит за то, что он так смело просидел несколько часов в одиночестве и даже не заплакал…

Когда на часах минуло семь вечера, а на город опустилась темная январская ночь, ему стало страшно. Очень страшно. Ваня держался как мог, но шестилетний мальчик может сопротивляться истерике ровно с тем же успехом, как сонная курица против лиса. Он залился громким плачем и кричал, колотя своими кулачками в окно: «Мама! Папа! Вы где!». Вскоре в дверь постучали. Ваня вытер слёзы со своего лица и радостно открыл её, но вместо родителей на пороге показалась их соседка с встревоженным лицом. Он с горечью посмотрел на неё, по его лицу опять потекли слёзы, а дальше… провал в памяти.