– А вас предупредили гораздо раньше, Анастасия. Это было, если помните, восемь месяцев назад, тридцать первого декабря, когда вы впервые увидели, кто такой Якушев. Все эти восемь месяцев вы знали, что этот день настанет. Что, скажете, нет?
Он был прав: я всё время это знала. Под его взглядом я чувствовала себя провинившейся школьницей, которая, будучи уличённой, тем не менее, пыталась изворачиваться. Его взгляд был серьёзный и проницательный, всезнающий и добрый.
– Ничего не страшитесь, Анастасия, – сказал он мягко, и от его слов мне стало тепло. – Идите смело и не отступайте. Где его кабинет, вы знаете, мы находимся совсем близко. Там бросите ему вызов, и свершится то, что должно свершиться.
У старого, кривого дерева я спешиваюсь с коня и привязываю его к ветке. Безоблачное небо тем временем начинают затягивать тучи, тёмно-сизые, грозные, поднимается ветер. Конь тревожно ржёт, и я успокаиваю его, обняв его тёплую шею. Трава низко стелется под порывами ветра, трепещущий край туники льнёт к моим коленям, а я иду под страшным сизым небом, со щитом на плече и копьём в руке; железные наголенники поблёскивают при каждом моём шаге, а кольчуга позванивает.
Через какое-то время я вижу белые камни – высокие, островерхие скалы, похожие на сторожевые башни. Между ними узкий проход, и я, остановившись перед ним, что есть сил кричу:
– Кувеяш, я здесь! Вызываю тебя на бой, поганый пёс!
Одно мгновение в воздухе висит тишина, а потом небо рассекает ветвистая молния, и моё копьё по всей длине вспыхивает ровным ярким сиянием. Лёгкие мурашки бегут по телу, и я кричу ещё раз:
– Выходи и сражайся с мной, трусливый гад! Я к тебе обращаюсь, Кувеяш! Слышишь меня?
– Я слышу тебя, – прокатывается из-под туч громовой голос, от которого дрожит земля. – Напрасно ты пришла, найдёшь ты здесь лишь погибель свою! Не твоё это дело, дева, не по силам тебе победить меня. Уходи, и я отпущу отца и мать твоих, а также того, по ком болит твоя душа.
– Я тебе не верю, лживая собака! – кричу я, захлёбываясь от почти ураганного ветра. – Я здесь по мольбам тех, кто мучается у тебя в плену, и не намерена отступать! Я изгоню тебя с земли, пришёл конец твоим злодействам!
– Мне нравится на земле, и я не покину её, – громыхает в ответ. – А тебя, глупая дева, ежели не хочешь уйти подобру-поздорову, я обращу в пепел!
Если бы не мой чудесный щит, от меня точно осталась бы лишь горстка пепла: с вершин белых камней на меня с гудением низвергается поток огня. Присев под щитом, я остаюсь невредима, даже краешка моей туники огонь не опаляет. Как только поток огня иссякает, я, не теряя ни секунды, бросаюсь в расщелину между белыми скалами.
Я оказываюсь на открытой площадке на вершине горы, и вид отсюда открывается величественный – огромная зелёная долина, над которой нависли тяжёлые тучи, выглядит сумрачно и тревожно. Под моими ногами шуршат мелкие камушки, ветер изо всех сил старается сдуть меня с площадки, но он является и моим преимуществом: он дует мне в спину, а взгромоздившемуся на вершину белой скалы хвостатому чудовищу – в морду, и новый поток огня из его пасти, выпущенный против ветра, меня не достигает.
– Ветер не на твоей стороне! – кричу я ему.
Чудовище, подняв хвост и пригнув плоскую треугольную голову на длинной чешуйчатой шее, издаёт жуткий звук – длинный сиплый полувздох, полухрип. Оно понимает, что со скалы ему меня не достать, и, взмахнув большими перепончатыми крыльями, снимается со своего насеста. Чудовище с клёкотом кружит над площадкой, щеря зубастую пасть, но сияющее копьё направлено ему в брюхо, и снижаться оно опасается. Оно обдаёт меня огнём с другой стороны – по ветру, и только щит меня спасает от поджаривания. Он начинает сиять так, что слепит даже меня, и я направляю его чудовищу в морду, отчего оно злобно верещит и отворачивается.
– Что, не нравится? – торжествующе кричу я, к сиянию щита добавляя блеск копья.
Такого странного и жуткого сна я в жизни не видела: будто надо мной кружится мерзкое крылатое и хвостатое чудовище, изрыгающее потоки огня, а я ослепляю его сиянием своего щита и копья. Но то, что происходило со мной сейчас, было не менее жутко и странно. Я шла с зонтиком по сумрачным коридорам с выложенными плиткой стенами и полом, проходя через залы с надписями на стенах: «Площадь сдаётся в аренду». Стук моих каблуков гулко отдавался в мрачной, как в морге, тишине этих пустых стен, и я знала: он здесь.
Да, вот эта дверь с табличкой: «А.Ф. Якушев, мануальный терапевт». Он был там, за этой дверью, и мне было самое время привести зонтик в боевую готовность. Я нажала на его ручке кнопку, и чёрное полотно, растянутое спицами, исчезло, а у меня в руке оказался меч с широким лезвием, серебристо светящимся в полумраке коридора. Хороший зонтик, подумала я.