Слепые души (СИ)

 Ника поворачивает руку ладонью вверх, водит пальцем по линиям.

 – Вот здесь это написано.

 Едва дотронувшись до её ладони, я чувствую как бы лёгкий удар током. Я не спутала бы его след ни с чьим другим, ведь я сама сражалась с ним и изгнала его! Эпизоды этой битвы снятся мне теперь ночами, в снах я переживаю всё заново, удар за ударом. Хоть он и был изгнан, но он оставил на мне отметину, и точно такую же отметину я чувствую на Нике: он прикасался к её руке. Сначала я чувствую дрожь в коленях, потом во всём теле, дыхание сбивается с нормального ритма, сердце бухает, как кувалда, и меня обдаёт жаром адского пламени. Может быть, он предсказал ей судьбу, а может, и специально солгал: на такое коварство он был способен. Цель? Цель – сбить её с пути, тем самым причинив мне новую боль.

 – Настя, ты что?

 Ника гладит моё лицо и волосы, заправляет прядку мне за ухо. Я стискиваю её что есть сил.

 – Не верь, – шепчу я ей на ухо. – Тот, кто это нагадал, обманул тебя.

 Она гладит меня по голове.

 – Настя, тебя чего так колбасит? Ну, ну... Не надо, успокойся! Может, и ерунда всё... Настёнок! Всё нормально.

 – Ника, я очень тебя люблю, ты очень дорога мне, и я не хочу потерять ещё и тебя, – шепчу я, всё ещё дрожа.

 Она целует меня, но не яростным укусом, как вчера, а тихонько и нежно – в щёку.

 – Насть, всё будет хорошо... Не волнуйся за меня. Я больше не собьюсь, слово тебе даю. Вчера просто бес попутал...

 – Вот именно – бес! Поверь мне, Ника, я видела его и знаю...

 – Кого? – недоуменно хмурится она.

 Я замолкаю. Да будет предано забвению твоё имя, нечистый.

 – Неважно, – говорю я. – Допивай кофе – остынет.

 – Если позволишь, я лучше пивка, – улыбается она и лезет в свой пакет. – Ну, ну, не хмурься... Завязываю.

 Я пью вторую чашку кофе, а она потягивает пиво из горлышка, сидя на подоконнике и глядя на занимающийся рассвет. Я всё-таки как следует отчитываю её, и она терпеливо всё выслушивает с серьёзным и покаянным видом.

 – Не успела вернуться домой – опять за эти глупости! Ты о маме не думаешь? О её нервах, о её сердце? Она у тебя... святая! А ты так себя ведёшь!

 Ника слушает ещё минут пять, потом слезает с подоконника, обнимает меня и виновато упирается своим лбом в мой.

 – Насть... Ну, всё, хватит. Не забывай, что мне сегодня ещё предстоит получить втык от мамки. Сжалься, а?.. Мне и так хреново после вчерашнего.

 Но я ещё минуты три обрушиваю на её стриженую голову всё, что я считаю нужным сказать, и только потом отпускаю её на балкон курить. На работу идти ещё только через два часа, и я забираюсь на диван, чтобы ещё немного поклевать носом; через десять минут приходит пахнущая табаком Ника, ложится и укладывает голову мне на колени. Гладя и приминая её жёсткий тёмный ёжик, я не замечаю, как она засыпает – и это после кофе, пива, воспитательной беседы и сигареты. Я боюсь пошевелиться, чтобы не разбудить её: так сладко она спит. Время ползёт в полузабытье, но вот пищит будильник: полседьмого. Я тормошу Нику:

 – Вставай. Мне пора собираться на работу.

 Она неохотно разлепляет веки и стонет.

 – Мм... Настёнок... Такой кайф – спать у тебя на коленках, и ты ломаешь его!

 – Мне надо идти на работу, а тебе – домой, – говорю я. – Тебе ещё предстоит получить выговор от мамы – забыла?

 – Ой, ё-моё! – стонет она, садясь. – Она же меня спросит, куда я девала пятьсот рублей, которые она мне дала, а я что скажу?

 Я достаю кошелёк, вынимаю оттуда пятьсот рублей и протягиваю ей. Она хмурится.

 – Настенька, что ты! Я не могу взять.

 – Бери, бери, – настаиваю я. – В следующий раз будешь знать, как пропивать деньги, не тобой заработанные.

 Она с тяжким вздохом принимает деньги и прячет в карман, а уже через секунду прижимается к моим коленям.

 – Настёночек, любимая, ты меня уничтожила... Я не достойна тебя, даже... – она выпрямляется и отодвигается от меня, – даже прикасаться к тебе не достойна! Только вот... – Она берёт мои тапочки и целует их обе в подошву. – Только подмётки твоих тапочек и могу целовать.

 – Ладно, – говорю я. – Будем считать, что урок усвоен.

 В семь часов мы выходим из дома и идём пешком по уже проснувшимся улицам. Я тихонько беру Нику под руку, и наши ноги шагают рядом: мои – в белых балетках и колготках, и её – в «пацанских» мешковатых штанах с карманами и чёрных с белыми вставками полукроссовках. Наши тени проплывают по асфальту и стенам домов, ломаясь под углом, переходят улицу по «зебре» и бодают свежевыбеленный бордюр головами: с «конским хвостом» на затылке – моя голова, круглая – Никина.

 – Настя! – вдруг окликают меня.

 У автобусной остановки притормаживает Костина машина, и он выходит.

 – Насть, ты что, забыла, что я за тобой заеду? Я приехал, звоню в домофон, а тебя нет.