Я не могу говорить. Оттого, что я вдруг услышала её голос именно сейчас, на глаза наворачиваются слёзы, в горле невыносимо саднит. Безумно хочется плакать. Ведь я люблю её. И она сказала, что тоже любит меня.
— Настенька! Почему ты не отвечаешь на звонки? Я беспокоюсь… Как ты, как себя чувствуешь?
Я говорю правду:
— Паршиво…
— Настя, у тебя голос такой, будто ты после наркоза! Что с тобой?
— Не знаю, наверно, это из-за таблеток…
— Каких таблеток? Господи, малыш, чего ты наглоталась?!
— Да нет, я уже… Уже… — Не могу построить из слов нормальное предложение. То ли слова забыла, то ли грамматику.
— Настенька, жди меня, я буду у тебя через полчаса!
Я хотела сказать, что уже выблевала все или почти все таблетки, но она уже разъединилась. Сердце сжимается от пронзительного: я люблю. Я сижу на кухне на подоконнике, смотрю на слякоть и грязь, на остатки золотого убора на оголяющихся ветках, на суетливо мелькающие на дороге машины, на серое небо, а сердце тепло и мучительно ноет: я люблю. Нож забыт на краю ванны, вода остыла, а я сижу, спасённая, жду и люблю её.
Глава 2. Парик. Поцелуй
Показав мне в первый день знакомства свои рубцы под тёмными очками, Альбина, по всей вероятности, испытывала меня. Затем последовало испытание ромашкой и телефоном, которые я успешно прошла, но это было ещё не всё. Через три дня состоялось испытание париком.
В течение всех этих трёх дней я ни на минуту не переставала думать о странном происшествии, которое привело к ещё более странному знакомству. Среди моих знакомых ещё никогда не было людей, подобных Альбине; более того, она была, скорее всего, уникальна в своём роде. Мои представления об образе жизни слепых инвалидов оказались ошибочными: как выяснилось, они вовсе не обязательно должны были безвыходно сидеть дома, а могли и разъезжать в роскошных джипах с водителями-«шкафами», и иногда в их власти было обеспечить доступ в кабинет врача бесплатного учреждения без страхового полиса силой шуршащих бумажек, вложенных в паспорт. И я даже не подозревала, что иногда бывает достаточно только звука голоса, чтобы почувствовать: это твой человек. Но вот странность: это оказалась женщина, да ещё и слепая.
Так о чём я? Ах, да, испытание париком. В семь часов вечера раздалась мелодия телефонного звонка, а на экране высветилось «Альбина». Не скажу, что я не поверила своим глазам, но по моей коже пробежал лёгкий холодок волнения, когда я прочитала это имя. «Встретимся», — облетел последний лепесток ромашки, и я сказала:
— Да.
Низкий, прохладный и щекочущий, как ледяная минералка, голос сказал:
— Настенька… Привет. Это я… Если помнишь.
Странно предположить, что я могла забыть её джип, её Рюрика и её ромашку, предсказавшую нам новую встречу. И было бы ещё более странно, если бы я, услышав её голос, моментально выдала в ответ что-нибудь остроумное и приятное. А выдала я следующее:
— Спасибо за персики… Очень вкусные.
— А конфеты? — тут же поинтересовалась она с явно слышимой в голосе улыбкой.
— И конфеты тоже, — сказала я.
Она сказала:
— Ну, вот мы и снова разговариваем. Знаешь, а я очень боялась тебе звонить.
— Почему это? — удивилась я. Она не производила на меня впечатление робкого человека.
— Сказать откровенно? Я боялась, что ты пошлёшь меня подальше, — ответила Альбина.
— Отчего же? — засмеялась я. — После такого вкусного подарка просто невозможно послать кого-либо.
— Я рада это слышать, — отозвалась Альбина. Ты сейчас не слишком занята?
— Да ничем особенным я не занята, — ответила я.
Сказать по правде, в тот момент я занималась переводом статьи для сайта о здоровье: будучи нелюдимым, неуверенным в себе, робким и до крайности замкнутым человеком, я никак не могла устроиться на обычную работу, связанную с непосредственным контактом с людьми и посещением офиса. На работодателей я, видимо, производила неблагоприятное впечатление слишком чудаковатой особы не от мира сего, и они, взяв мои контактные данные и вежливо пообещав связаться со мной попозже, никогда потом не делали этого. А ещё в моём присутствии они начинали странно нервничать — особенно, когда я смотрела им в глаза. Потом, глядя на себя в зеркало, я недоумевала: что же во мне такого страшного? Лицо как лицо, не фантастически красивое, но и не уродливое; большие тёмно-синие глаза, пухлый рот… Приятный славянский тип внешности, волосы — русые, до лопаток. Ничего жуткого и экстраординарного. А может, дело во взгляде? Да нет, тоже ничего особенного… Не злобный, не чокнутый и не гипнотический. Отчего же они все так дёргаться начинают, когда я на них прямо смотрю?.. Загадка.
Словом, приходилось выкручиваться, не выходя из дома — зарабатывать фрилансом. Не могу сказать, что я получала большие деньги, но это хотя бы спасало от упрёков со стороны отца, что я сижу у него на шее, как великовозрастная иждивенка и бездельница. А жизненные запросы у меня тогда были весьма скромные: на йогурт с булочкой хватает — и ладно.