Слепые по Брейгелю

— Да чего тут не понимать… В общем, для нее вся наша семейная жизнь превратилась в оценку. Я подпрыгиваю, она оценивает. Чем выше прыгну, тем больше оценит, в ладоши похлопает. Грубо говоря, все ушло в бренд… Нынче, кстати, многие женщины рассматривают замужество как бренд, только планка у каждой разная. Кто нацеливается на мужнину зарплату, кто на престижную чиновничью должность, кто на доходность от бизнеса… Тут уж от качества самомнения зависит — кому «Мерседес» не машина, а кому и морковка на грядке при загородном доме за трюфель сойдет. А есть и такие, у которых планку вообще зашкаливает — без яхт, забугорной недвижимости и счетов в офшорах вообще замужества как такового не понимают. А чтобы сермяжно, по любви — это нет, это извините-подвиньтесь. Это уже не модно, не показатель. Грустно, конечно, но все именно так. Прыгать перестаешь — оценки лишился, а значит, и бренда нет.

— То есть… Если я правильно поняла… Ты поэтому и сбежал, да? Чтобы бренда не испоганить, что ли? Но если это так… Это же невозможно, Павел.

— Ну почему ж невозможно? Как видишь, возможно. Мужик решил, мужик сделал.

— Да, но… У меня знаешь как-то в голове не укладывается. Тебе-то самому в этом как? Это же очень тяжело. Вдвойне тяжело.

— Ладно, не усугубляй, и без тебя тошно. Зря я тебе рассказал! И не надо мне этого вот — вдвойне, втройне… Когда речь идет о смерти, милая моя, уже без разницы, что там вдвойне, что втройне. Пусть все идет, как идет. Я не жалею. Зато память обо мне хорошей останется.

— У кого? У жены? Ага, память, конечно же… Хорошая, брендовая…

— Ну, пусть брендовая. Неважно. Тут ведь с какой стороны посмотреть… Зато и у меня память останется. Пусть не брендовая, но очень для меня ценная! Я возьму с собой то первое ощущение, я очень хорошо его помню. Когда я взял ее за руку и повел к счастью. Такое искреннее, по-настоящему счастливое ощущение! И привел. Ну, может, не так, как хотел, но как получилось…

И замолчали оба, отведя друг от друга глаза. Павел первым его нарушил, проговорил сердито:

— Фу, душу разбередила… Ладно, иди, утомила ты меня. И я тебя утомил, я знаю.

— Нет, что ты…

— Ну, нет так нет. Спасибо тебе за все. А котлетки твои я съем с удовольствием, прямо сейчас, ты уйдешь, и накинусь. Да, вот еще что… Утром Лушу выгуляешь? Вдруг я не встану? Да не пугайся, господи! В том смысле, что крепко спать буду!

— Да, выгуляю, конечно. Ты спи.

— Это всего пять минут, она по утрам быстро с задачей справляется, если ее попросить. А ты, я вижу, уже нашла с ней общий язык, да?

— Да, конечно… — ответила она, не раздумывая.

— Тогда ключи с собой возьми. Я утром и впрямь буду спать, не буди, я снотворного лошадиную дозу приму. И это… Прости, что я тобой командую. На самом деле мне повезло, что ты рядом оказалась. А я сижу, идиот, даже чаем тебя не напоил. Сделай мне бабью скидку, ладно? Вообще-то я в той жизни совсем другим человеком был. Нормальным мужиком. И баб красивых любил, как надо.

— Да я уж поняла из твоего рассказа, каким ты был. Ладно, делаю тебе бабью скидку, чего там. А чаю я не хочу, я вообще его не люблю. Я кофе люблю из турки, крепкий, сладкий, с кардамоном. Но его на ночь нельзя, к сожалению. Ну, вот вроде и все… Пошла я?

— Ага, иди. Спокойной тебе ночи.

— Я завтра после работы зайду… Можно?

— Не можно, а нужно. Куда ж мы теперь с Лушей без тебя, без доброго ангела?

— Ну уж…

— Давай, давай, ангел, топай. Вернее, лети, шебурши крылышками. Дверь сама за собой захлопнешь? И ключи не забудь взять…

В эту ночь она и не пыталась уснуть. Знала, попытка будет бесполезной, только душа намается от старания. Распахнула в квартире все окна, впустила вкусную ночную прохладу, нажала на кнопку музыкального центра, настроенного на любимую радиоволну. Там после двенадцати ночи всегда подавали старые хиты, как изысканное блюдо на серебряном подносе. Тут тебе и Битлы, и Роллинг Стоунз, и вступление к шлягеру «Отель Калифорния», миллион раз слышанное и еще миллион раз желанное, и наши Митяевы-Макаревичи со старыми добрыми песнями… Можно сидеть на диване, поджав под себя ноги, дышать и слушать. Слушать и думать. И вспоминать разговор с Павлом.

Нет, как он о Саше-то нехорошо сказал, как отрубил. Ужасно обидно. Еще и слепым поводырем обозвал. Как у этого… Фу, забыла, как звали художника. Брейгель, что ли? Надо в Интернет глянуть, там наверняка эта репродукция есть. «Притча о слепых», так, кажется. Сейчас посмотрим…