Слепые тоже видят

Позади стойки из черного мрамора телефонист в белом заляпанном кителе читает журнал по мотоспорту.

На другом конце провода надрывается шеф.

Бесконечный поток слов.

При этом слова, которые Старик не хочет произносить, он заменяет междометиями или чем вздумается, что вконец убивает всякое восприятие. Если бы были посты прослушивания ночных разговоров с заграницей, то записывающее устройство задымилось бы.

В конце концов шеф после долгих нравоучений позволяет себе паузу.

— Все понятно, Сан-Антонио?

— На все сто, патрон!

— Отлично. Матиас приедет в Бремен примерно в час ночи. Где он должен вас найти?

— На причале. Рядом с конной статуей адмиралу Отто Рино-Гологу. Я буду там, или если не я, то Берюрье.

— Кстати, а как он себя чувствует?

— Дымится, господин директор. Недуг довольно тяжелый — постоянно напоминает о себе.

— Необходимо его лечить, как только вернетесь. Конечно, подобная инвалидность — комплимент французской полиции, но тем не менее…

Он смеется и вешает трубку.

От храпа Толстяка трясутся стены. Время от времени телефонист поднимает глаза на моего друга, чтобы убедиться, не мучают ли его слуховые галлюцинации в связи с чтением журнала про мотоциклы.

Память моя барахтается в словесном потоке шефа. Пока человек в окошке с журналом о двухколесном транспорте занят по уши, я осматриваюсь и мой пытливый взгляд случайно падает на лежащий передо мной в кабине телефонный справочник города Бремена. Как рождаются идеи? Я никогда об этом не узнаю. Они к вам приходят. Они уходят. Это тайна такая же, как сама жизнь. Непостижимая.

Я беру телефонную книгу и принимаюсь ее листать. Поскольку я маньяк в вопросе словарей, то у меня дар открывать их как раз там, где мне нужно.

В нашем случае, как вы должны помнить, ленивые мои читатели, фамилия начинается на букву «М».

«М» — «мастурция», как говорит Берю!

* * *

— Шикарный дом, а? — пускает пузыри Берю. — Выходит, быть капитаном дальнобойного судна прибыльное дело?

Посреди широкой лужайки я вижу дом, построенный из кирпича с деревянными стяжками, что по-немецки называется «Fachwerkhaus», покрашенный белой краской. Солидный, богатый дом, с круто нависающей крышей, открытой большой верандой и решетчатыми окнами-витражами.

Участок окружен низким забором. На калитке блестит медная табличка, на которой написано: «В. Моргофлик».

Берю непрерывно гундит через нос, и я понимаю, что его душа просит моего откровенного признания.

— Зачем? — спрашивает он. — На что ты надеешься?

В ответ я чешу репу и чистосердечно говорю:

— Я чую носом, Толстяк! Если пароход «Некмер-Життюр» тот самый, то капитан корабля обязательно должен быть в курсе, что у него на борту.

— Значит, он главный в банде?

— Думаю, что нет. Но для очистки совести я должен выяснить, где и как он живет.

Не успеваю я договорить, как дверь приоткрывается. Женская головка с темными короткими волосами осторожно высовывается наружу и осматривает окрестности дома. Поскольку мы поставили свою тачку в тени деревьев, она нас не видит. Дверь распахивается на всю ширину. Появляется мужчина с большой дорожной сумкой в руке. Его испуганное лицо говорит о том, что он желает во что бы то ни стало срочно слинять с горизонта. Но женщина провожает его до калитки. Она в шелковом пеньюаре, похожем на кимоно с цветным узором в виде павлиньих хвостов. Неслышно ступая, оба идут по дорожке. Мужчина держит руку на ее плече. Перед тем как расстаться, женщина кидается ему на шею.

— Ганс! Ганс! Ганс! О, Ганс! — говорит она буквально (мне кажется, что я точно воспроизвел количество Гансов, но, если ошибся, вы можете или зачеркнуть, или дописать).

— Грета! Грета! Грета! О, Грета! — отвечает он, роняя сумку и припадая к павлиньим хвостам. (Кстати, здесь вы тоже можете откорректировать количество по своему вкусу).

Они обнимаются, сливаются, целуются, но лишь на секунду, затем вытирают рты и смотрят друг на друга.

— Целая неделя! — вздыхает она. — Целую неделю с этим гнусным типом!

— Крепись, дорогая. Потом будет вновь хорошо. Я тебе опять сделаю минь-минь. Как я тебе сделал минь-минь только что, а, Грета?

— О, Ганс, да, ты очень хорошо сделал мне минь-минь.

— И еще пиль-плок! Как тебе понравился пиль-плок?

— О, пиль-плок! Восхитительно!

— Два раза!

— Да, Ганс, два раза пиль-плок!

Два влюбленных голубка воркуют еще не меньше десяти минут, стоя в желтом ореоле стыдливо отбрасывающего свет фонаря. В конце концов парень отклеивается от своей Джульетты и садится за руль черного «триумфа». Он стартует как на гонках, махнув рукой своей подруге.

Задумчиво, видимо витая в мечтах, она некоторое время стоит столбом возле калитки.

— Вы, должно быть, фрау Моргофлик? — произношу я, выпрыгивая из машины.

От неожиданности Грета классно подпрыгивает, как еврей на молитве в синагоге (хотя, пожалуй, она антисемитка). Я подхожу ближе. Она скорее темно-рыжая, чем брюнетка. В ее темных, горячих глазах отражается паника. Приоткрытый пеньюар дает возможность лицезреть бюст достойного формата.

— Кто вы? — заикается она.

— Если вы окажетесь фрау Моргофлик, то я вам скажу.

— Да, я…