Читаем СЛЁТКИ полностью

К вечеру отправился на речку. Было, наверное, часов семь, вовсю еще полыхало солнце. Он задумался, погрузился в невидимое ему существование Борика там, в плену, да и потом, когда он был рядом — руку протяни, и все-таки совсем не здесь, в тайных событиях, неведомых ни младшему брату, ни, тем более, матери — взрослая, таинственная, опасная жизнь…

Вдруг рядом, будто огромный шипящий примус — не пронесся, а пролетел нездешний мотоцикл.

Глебка пришел в себя, вгляделся — неужели! Это же машина Ольги Константиновны! Обернулся назад — следом никакой стаи сопровождения, что же, она одна? Он прибавил шагу, даже побежал. Когда выскочил на прибрежную луговину, было тихо, чисто, ясно, и в воздухе никаких признаков мотоциклетного выхлопа. Направо, налево поглядел — пусто. Уж не показалось ли?

И тут услышал совсем тоненький звук. Сначала принял его за птичий распев, потом понял — тонкий плач. Догадался, подбежал к берегу, куда сходила забытая дорога, и увидел, что в неглубокой их речушке лежит на боку полуутопленный шикарный мотоцикл, а на его модном блестящем багажнике, неудобно пристроившись, скинув шлем, а ноги опустив в воду, сидит красавица следовательница и плачет.

Глебка, не снимая кроссовок, кинулся к ней, дотронулся до плеча, воскликнул:

— Да вы не плачьте! Ерунда! Сейчас вытащим!

Ольга взглянула на него как на пришельца, даже отдёрнулась — но это был лишь миг. Пораженно проговорила:

— Опять ты, мальчик?

Слезла со своего облучка. Они с трудом подняли мотоцикл и с надрывом — тяжеленная все-таки тачка — поперли его в крутой подъем.

Наконец-то проснулось в Глебке всё — вся его уже недетская энергия, новая, совсем мужицкая сила. Он пер эту тяжелую чушку вперед и вверх, сильно напрягаясь ногами, пихая плечом, а Ольга скорее только держала руль, правила им. И вот — они выбрались на противоположный берег.

С мотоцикла текло, и с красавицы тоже — она походила теперь на не очень молодую курицу. Он поглядел на свою мечту, представил со стороны и самого себя, и вдруг радостно, освобожденно расхохотался. И Ольга Константиновна засмеялась. Ольга.

"Вот дурочка, — подумал о ней Глебка вполне снисходительно, — и чего реветь-то было! Встань да дойди до деревни, ведь начальница милицейская!"

Тут же сообразил: "А может, не из-за мотоцикла плакала, и он — только повод?"

И все-таки они хохотали. Она спросила, успокаиваясь:

— Ну, и что теперь дальше? Я-то сухая, мои кожаные штаны влагу не пропускают, есть специальная подкладка. Только ноги. А ты совершенно мокрехонек.

— Тоже ноги! — воскликнул Глеб. — Остальное — ерунда. Лето ведь! Они сняли обувь — он легкие свои кроссовки, она тяжелые мотоциклетные бутсы, выжали носки. Ольга его оглушила:

— Хочешь прокатиться? Ведь это моя прощальная прогулка.

— Почему? — удивился Глебка.

— Да потому, что прощаюсь я со своим Росинантом. Возвращаю его в стойло хозяина. Ты знаешь, кто такой Росинант?

Нет, не мало начитал Глебка за свои школьные годы, а этого почему-то не знал.

— Конь Дон-Кихота! А кто такой Дон-Кихот?

Глебка подергал плечами, мол, слыхал, да что-то в данный момент призабыл. Ольга не удивилась, выразилась странно:

— Может быть, это ты! Понимаешь? Глебка не понимал.

— Ну, со временем, — туманно прибавила, улыбаясь. — Так прокатимся? А то вдруг я опять куда-нибудь залечу! В речку или прямо в трясину!

— Здесь трясины нет, — сказал Глеб, опять не очень понимая, — луга да поля!

— Вот и хорошо.

Она подошла к мотоциклу, что-то там нажала, будто была совершенно в нем уверена, и он, действительно, чихнув, выплюнув немного брызг из выхлопной трубы, зарокотал, зашипел, заработал, как будто самолет, готовый к взлету.

— Садись, — велела Ольга, надевая каску, и они тронулись. Сначала как-то неуверенно, нескоро, будто пробуя свои силы, потом приемисто рванув.

Они летели едва видимой в траве тропой, пунктиром, по которому Глебка когда-то вместе с Бориком шли, засучив штаны, — по луговине, усыпанной добрыми цветами, от одной березовой куртины к другой.

Воздух забивал легкие своими пряными ароматами. Он был вообще-то недвижим, но мчались они, воссевшие на многосильного зверя, и это они разрывали пространство и тишину, они набивали свои легкие ветром и запахами цветущей, все терпящей и всех прощающей земли.

Сумерки облегали землю, а в пока еще светлом небе появилась первая звезда.

Наверное, ее-то и зовут Полярной, со стыдом подумал Глебка, опять, как с Дон-Кихотом, боясь осрамиться.

Но почему так радостно мчаться за спиной у этой женщины по ласковым полям, между березовыми рощицами, играя в странную и счастливую перебежку от одного леска к другому. Что он, разве не бывал здесь прежде, не хаживал тут с малых лет, сперва за спиной у брата, а потом…

Его словно шибануло: за спиной! Тогда у Борика, теперь у нее. Как хорошо за спиной, за спинами, но когда-то и ему надо стать чьей-то спиной… Или как?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза