Утром он поехал в большой город. Думал, не позвать ли погодков, но потом переиначил. Ведь он хотел увидеть этого Власа или хотя бы мальчишек, сидевших с ним в "обезьяннике". Что с ними стало? Их, конечно, выпустили, он не сомневался. Ведь они несовершеннолетние. Но за хулиганку и их судят, отправляют в колонии для такой братвы. Кто их защитит? Как поведет это дело следователь?
Он опять устроился в той самой кафешке, все та же малолетняя официантка принесла ему бокал с кока-колой, льдом и соломинкой. Все так же гомонил, двигался народ по бульвару.
Глеб не знал, где и как разыскать бритых, то есть — стриженых. Это тогда, вечером, они все вырядились в черное, какую-то выдуманную играли роль, а сейчас? По улице прошли двое пацанов такого стиля, с какими-то цацками в ушах и одетые как клоуны, в цветастые рубахи — нет, не похоже, что скины.
Он просидел почти час, выпил две колы, и тут в голову пришла дерзкая мысль: а что, если?… Он даже взопрел от собственной отваги, сердце заколотилось. Расплатился, встал и пошел в ту самую милицию, где провел необычную ночь. Ноги сами вели по не очень счастливой дорожке, зато как он шел! Будто человек, спешащий по важному делу. Например, какой-нибудь практикант из милицейского училища.
Он даже через ступеньку перепрыгивал, в дежурку поднимаясь. На вахте — повезло! — был тот самый капитан, и он его сразу признал, ментовская душа.
— А, — сказал, не удивившись, — брат героя! По какому случаю?
— Здесь Андрей Николаевич, товарищ капитан? — вежливо произнес Глебка.
— Здесь, — запросто и не чинясь ответил капитан, — номер кабинета помнишь? Давай!
Глеб вошел в коридор, идущий от дежурки, нашел нужную дверь, постучал и заглянул.
Андрей Николаевич воззрился на него, как на восьмое чудо света, даже рот приоткрыл:
— Ты, Горев? И какая нелегкая… — он осекся.
— Легкая, Андрей Николаевич. Можно?
— Заходи, — он кивнул на привинченный железный стул, и Глебка опять его пошатал — боятся, что этим сидением да по голове? Улыбнулся.
— Андрей Николаевич, — спросил Глебка, утишая дыхание, — извините, что я вас лично спросить надумал. Я же школу закончил, и ничего мне в голову не идет. Вот я и хотел спросить: вы юридический институт закончили или что-нибудь специальное, милицейское?
Тот усмехнулся. Проговорил:
— Да уж! Когда ничего в голову не идет, вспоминают про милицию.
— Вы извините.
— Да чего там, — он достал сигарету, закурил, пустил в сторону струю дыма. — И я тоже так рассудил когда-то. И вот сижу тут, пишу эти несчастные бумажки, разбираюсь с мальчишками вроде тебя.
— Все мужчины были когда-то мальчишками, — приобиделся Глеб, не собираясь задираться.
— Ты прав, извини.
— А что с теми, с другими? — спросил нахально Глеб, ведь, может, тут есть какая-нибудь следственная тайна или еще что? Но следователь не рассердился, сказал обычным голосом:
— Пострадавшие отказались писать жалобу. Глеб спросил:
— Это скинхеды? Я читал про них в интернете.
Андрей Николаевич посмотрел в окно, повернувшись на своем кресле-вертушке.
— Да вот сижу и думаю как раз на эту тему. То, что группа — это факт, то, что организованная — доказательств нет. Пока не скинхеды, хотя рядятся под них. Но могут ими стать. Скорее всего, станут.
Он погасил сигарету, встал, давая понять, что пора Глебу выметаться, а ему идти, может быть, на обед.
— Вот давай, поступай в Высшую школу милиции. Пока закончишь, они уже оформятся окончательно. Не они, так их братишки. Будешь их ловить. Писать тома показаний. Передавать их в суд. Сажать! Сладость, а не служба! Зато погоны дадут. И пистолет в карман!
Он засмеялся. А Глебка понял: над собой издевается. Встал, отошел к двери, взялся за ручку. Сказал:
— А нельзя адрес этого Власа узнать? Может, просто с ними… Как-то надо?
— Лесная, 3, барак послевоенный, и этих скинов там, как клопов! — весело воскликнул Андрей Николаевич. — Давай! Их еще и возглавить можно! От нечего-то делать!
Опять засмеялся. И Глеб ему тем же ответил. А выйдя, понял, что следователь над ним деликатно измывался. Получалось, ни на что он не годился. Куда там — Высшая школа милиции, если в аттестате почти одни трояки! И какой из него предводитель шпаны? Все это шутейские речи!
Сначала он двигался быстрым шагом, потом замедлился, пришел опять к полюбившейся кафешке, сел за тот же железный столик. Вышла всё та же девочка-официантка, заплаканная, неустроенная, как он сам. Ему её стало жалко, и он сделал заказ, обращался к ней на "вы", хотя и вчера, и утром грубовато тыкал.
Она улыбнулась, ушла, а когда вернулась с подносом и колой, кто-то её окликнул:
— Натка!
Надо же! Это был Влас. Он уселся рядом с Глебкой, пожал ему руку, не оборачиваясь, указал большим пальцем на официантку и пояснил:
— Моя сеструха.
Та принесла колы и ему. Они сидели, кайфовали, и Влас негромко рассказывал, что старшие их братья и даже некоторые отцы в ночь, пока пацаны сидели в "обезьяннике", разыскали тех двух южных парней и предложили им свои заявления забрать. Там и правда причиной была девчонка. Её тоже как следует предупредили — точнее, её взрослую родню.